Согласна на все

Монро Люси

Однако Виктор этого не знал и теперь задумался: возможно, в жизни Мэдисон было что-то, неизвестное ему. В голубых глазах Джереми вспыхнул огонек триумфа.

Мэдди демонстративно посмотрела на часы.

– И ты хочешь сказать, что тебя это не беспокоит?

– У тебя осталось две минуты.

Выдержка Мэдисон впечатляла. Она лучше справилась бы на недавних переговорах с японской компанией, чем командированный туда менеджер.

Джереми нахмурился:

– Рамона Грейсон.

– А что с ней?

Если

бы с Виктором говорили таким тоном, он приготовился бы к отпору.

– Ее отец алкоголик!

Джереми оскорбил человека, которого Мэдисон считала вторым отцом.

– А мой – бессовестное чудовище. Думаю, мы обе получили проигрышный билетик в лотерее отцов, хотя, будь у меня шанс, я выбрала бы Гарри Грейсона. Может, его эмоции и отравлены алкоголем, но, по крайней мере, они у него есть.

Виктору приходилось видеть злость Мэдисон, ее боль, смущение, огорчение. Но он никогда не наблюдал такой холодной ярости.

Мэдди, с которой Виктор был знаком вот уже десять лет, не имела ничего общего с резкой, полной пренебрежения женщиной, сидящей сейчас за столом заседаний.

Что бы она ни говорила, Мэдисон любила отца, и раньше ей не удавалось скрывать, как она нуждается в его внимании и одобрении. Ошибкой было то, что она пыталась получить их, пойдя по материнским стопам, а Джереми Арчер так и не оправился от потери жены и не хотел видеть в дочери проявление ее бесстрашной натуры.

– По-твоему, Рамона думает так же? Или, может, она предпочла бы, чтобы ее отец не пил?

Мэдисон усмехнулась:

– Мы это не обсуждали.

– И все же, если ее отец обанкротится, вряд ли она будет рада.

Мэдисон вытащила из сумки телефон с небрежностью, в которую можно было бы поверить, если бы не огонь, пылающий в ее глазах.

– У тебя есть пятнадцать секунд, чтобы отказаться от угроз, – предупредила она.

– Или что?

– Десять.

В первый раз на памяти Виктора непогрешимый бизнесмен Джереми Арчер допустил ошибку в переговорах – раскрыл перед дочерью все карты.

Джереми предполагал, что, не интересуясь бизнесом, Мэдисон не может быть такой же жесткой, как он. Но Виктор по личному опыту знал: какая бы разная жизнь ни была у родителя и ребенка, это не значит, что у них нет общих черт характера.

Мэдисон прижала телефон к уху.

– Не надо, – попросил Виктор.

– Прости. – Мэдди покачала головой.

Причина для извинения могла быть только одна – что бы она ни запланировала, это нанесет ущерб ИХА и, как следствие, ему.

В его голове все еще проносились догадки, когда Мэдди связалась с юристом трастового фонда:

– Здравствуйте, мистер Беллингем. Мне нужно, чтобы вы составили для меня несколько документов. Чуть позже я продиктую инструкции.

Из телефонной трубки донеслись крики юриста.

Мэдисон помолчала и ответила:

– Да,

он знает. Он сидит здесь. Фактически это происходит по его инициативе.

Обычно невозмутимый Беллингем говорил так громко, что Виктор слышал его.

– Я абсолютно уверена. И еще кое-что, мистер Беллингем. Если ваша компания хочет, чтобы, обретя через шестьдесят пять дней полный контроль над трастовым фондом, я осталась вашим клиентом, прошу подготовить документы к моему приезду сегодня днем.

На этот раз юрист заговорил тише.

– Спасибо, мистер Беллингем.

Мэдисон убрала телефон в сумку и встретилась взглядом с отцом, ожидая его вопроса.

Джереми упрямо молчал, а может, он был слишком шокирован, чтобы говорить, догадавшись о содержании бумаг. Или он ошибочно предполагал, что для его дочери интернациональный холдинг Арчера достаточно важен.

– Что это за документы? – Виктор не хотел делать выводы, базируясь на предположениях.

– Как вы знаете, в результате финансовой сделки моего дедушки Мэдисона с Джереми, заключенной при его вступлении в брак с моей матерью, трастовый фонд владеет двадцатью пятью процентами акций холдинга.

– Эти акции – твое наследство.

– Роми мой друг.

– Ты отдашь ей часть акций? – Виктор не рассчитывал, что все будет так просто.

– Если компании мистера Грейсона будет грозить банкротство из-за ИХА или другой фирмы, связанной с холдингом, уже через минуту после наступления моего двадцать пятого дня рождения акции перейдут лично Гарри Грейсону.

– Ты не можешь сделать это!

– Могу. – В этот момент Мэдисон походила на отца, как никогда раньше.

– А если его компании ничто не будет угрожать? – поинтересовался Виктор.

– Половина моих акций перейдет Роми.

Краска прилила к щекам Джереми. Он прищурился и встал:

– Ты не подпишешь эти бумаги.

– Подпишу. – Мэдисон, наоборот, расслабилась. – У тебя был шанс отказаться от прямого шантажа, но ты его упустил.

– Это безумие! – воскликнул Стивен Уитли. – Даже половина ваших акций стоит десятки миллионов.

– Роми не придется беспокоиться о том, что алкоголизм отца разрушит ее жизнь, не так ли? – Вопрос Мэдисон адресовала своему отцу.

Джереми хлопнул ладонью по столу:

– Я не разрушаю твою жизнь, Мэдисон, ты сама с этим неплохо справляешься.

– Это не так, но я не надеюсь, что ты поверишь мне.

– Ты не отдашь двадцать пять процентов акций моей компании!

Виктор не знал, понимает ли Джереми, что он лишил себя всех козырей.

Джереми и Мэдисон слишком похожи: оба готовы на крайние меры, лишь бы получить то, что для них важно. Мэдисон была дорога Джереми, но она не верила в это, а Джереми был слишком слеп, чтобы увидеть, чего от него добивается дочь.