Соколиная магия
Шрифт:
— О, госпожа, помоги мне!
— Что на этот раз?
— Ярет не берет меня с собой за нашей дочерью. Но я не могу вернуться в Благден одна и ждать там! Мой муж и моя дочь в опасности! А что, если ее убьют?
Если убьют и Ярета?
— А если ты пойдешь с ним, и убьют и его, и твою дочь, и тебя? — неожиданно мягко спросила хранительница.
— Тогда я буду с ним до конца, — ответила Эйран.
Она упрямо задрала подбородок. — И с моей дочерью.
Прошу тебя, госпожа. Помоги убедить его взять меня с собой.
Хранительница села в свое кресло.
— В этом нет необходимости, — сказала
— Как это, госпожа?
— Несколько минут назад мне сказали, что один из людей, отобранных твоим мужем, заболел. Что-то съел…
Эйран неожиданно вспомнила неприятный запах похлебки. Еда не подгорела, и воображение ее не обмануло. Должно быть, зерно в ней испорченное. Она вдруг очень обрадовалась, что они с Яретом к ней не притронулись.
— Мне жаль, что это человек заболел, — сказала она, — но я не понимаю. Какое это имеет отношение ко мне?
— Твой муж очень упрям. Но теперь у нас появилась возможность… — сказала хранительница.
Неожиданно Эйран поняла, о чем та говорить. Она удивленно замигала.
— Изменение внешности?
— Это очень легко. Кернон небольшого роста.
— О, да, пожалуйста! — воскликнула Эйран. — Я сделаю все…
— Верни нам детей. Этого достаточно.
— Клянусь жизнью!
— Идем со мной. — Волшебница отвела Эйран к выложенной в полу звезде и взяла несколько ярких синих камней. — Стань в центр, — приказала она.
Она протянула руку к жаровне поблизости, и в ней неожиданно вспыхнуло пламя. Вокруг Эйран начал собираться красноватый туман. Испытывая легкое головокружение, она подумала, распространяется ли он на всю комнату или заключен в пентаграмме. Теперь она уже едва различала фигуру хранительницы. Сквозь туман донеслись звуки пения, но пели словно где-то далеко. Ее снова охватило головокружение, и, не желая того, она вдохнула красноватый туман. Песня вошла в нее, слилась с ней, превратилась в ее кости и плоть. Испытывая необычное тревожное тепло, она закрыла глаза. Не хотела смотреть на происходящее. Смутно подумала, что если посмотрит, увидит, как тело ее растворяется, утекает с туманом, чтобы принять новую форму, стать жилистой мускулистой фигурой, такого же роста, как она сама…
Песня кончилась.
— Открой глаза, — сказала хранительница.
Эйран послушалась. Туман посерел и у нее на глазах растворился, исчез. Она взглянула на себя и не смогла сдержать разочарованного восклицания.
— О! Не получилось!
— Разве? — спросила хранительница. Она взяла прямоугольную пластинку полированного серебра с соседнего столика и протянула Эйран. — Скажи, что ты в ней видишь.
Эйран снова посмотрела, на этот раз удивленно.
— Как.., да ведь это лицо Кернона! — Она посмотрела на свою руку, тонкую, с хрупкими костями, потом на ее отражение в металле. И увидела совсем другое — загорелую руку, с тяжелой костью, ладонь мозолистая от часов упражнений с мечом и игольным ружьем. Рука явно мужская. — Вероятно, это рука Кернона. Но как… — Она снова посмотрела на себя, посмотрела на лицо мужчины, которого видела сегодня утром во время завтрака с испорченной похлебкой. Только глаза оставались ее собственными.
— Ты не можешь видеть волшебство, потому что находишься в нем, — объяснила хранительница. — Но другие могут. А ты можешь
— А надолго его хватит? — недоверчиво спросила Эйнар.
— Сколько потребуется. Но берегись, чтобы муж не узнал твою тайну. Он может преодолеть иллюзию, потому что лучше других знает тебя. Если это произойдет… — Хранительница пожала плечами. — Ну, будем надеяться, что к этому времени вы зайдете так далеко, что он не решится посылать тебя назад одну.
— Спасибо, госпожа, спасибо!
— У нас больше нет времени. Иди переоденься, прихвати оружие Кернона. Через час вы выезжаете.
— Но разве Ярет не удивится, что я с ним не попрощалась?
Хранительница улыбнулась ледяной улыбкой.
— Нет, если будет считать, что ты уже уехала.
Эйран медленно кивнула.
— Да, у меня нелегкий характер. И мы с ним поссорились. — Она решилась. — Да. Позже между нами из-за этого могут возникнуть трудности, но сейчас сработает. — Она поклонилась волшебнице, как мужчина, и заторопилась выполнять ее указания.
Глава 11
Через час восемь человек, все в плащах и кольчугах, с полными седельными сумками, выехали из города Эс.
Через поллиги они свернули с главной дороги на меньшую, которая идет на северо-запад в направлении Места Мудрости.
Эйран постаралась держаться в тылу отряда. Все ехали на крепких быстрых торгианцах, как у Ярета и Велдина, хотя волшебницы перед выездом изменили наружность остальных лошадей. Было бы подозрительно, если бы у всех всадников были такие отличные кони.
Теперь Эйран ехала как будто на низкорослой чалой лошади. Но Рангин и торгианец второго сокольничего оставались неизмененными: любовь сокольничьих к торгианцам была хорошо известна, и если бы они показались на худших лошадях, это вызвало бы ненужные вопросы и замечания. У обоих сокольничьих на седлах сидели соколы. Эйрин опасалась не только того, что Ярет узнает ее глаза на лице Кернона, хотя видел того совсем недолго. Рангин и даже Смельчак могут узнать ее, несмотря на иллюзию, и потому она благоразумно держалась подальше от них.
Она чувствовала, как тайно сердится Ярет, видела это в движениях его плеч, в плотно стиснутых зубах. И знала, что он в ярости от того, что она с ним даже не попрощалась.
Но этому помочь невозможно. Достаточно того, что она с ним и что лишь несколько человек знают, что в отряде, выступившем на поиски детей, едет женщина.
Глава 12
Мышь думала, что никогда не видела ничего величественней этих серо-зеленых стен и башен города Эс и большого замка, который они защищали. Хотя она пообещала себе, что не будет вести себя, как мышка, по которой получила имя, только что из деревни и зеленая, как трава, она не могла удержаться от того, чтобы не смотреть по сторонам, когда путники с песней въехали в город. Ей стало немного легче, когда она увидела, что остальные девочки ведут себя так же. Шепелявая даже посматривала вверх, как будто с неба могут появиться новые чудеса. Она увидела, что Мышь смотрит на нее, и обе девочки зажали руками рот, чтобы не расхохотаться, иначе остальные тоже захихикают, и песня будет испорчена.