Соколиная охота
Шрифт:
– Так ты считаешь, уважаемый бек, что нам следует делать ставку не на императора, а на влиятельных сеньоров? – спросил рабби.
– Война приведет к ослаблению центральной власти и к усилению владетельных сеньоров, – подтвердил Карочей. – Приходится считаться с реальностью, уважаемый рабби, раз уж мы не можем ее изменить.
Рабби Симеону исполнилось пятьдесят лет. Это был худой, довольно высокого роста человек с черной как смоль бородой и умными карими глазами. Наверное, в Хазарии он мог бы стать беком, но здесь, на землях франков, он был тем, кем был, то есть
– Мы уже вложили немалые деньги в Пипина Аквитанского, – покачал седеющей головой Симеон. – Но пока не видно серьезной отдачи.
– Отдача будет в любом случае, уважаемый рабби. Одержит ли победу Лотарь, или верх возьмут Карл с Людовиком, Пипин уже вцепился в Аквитанию, как собака в кость, и не захочет с ней расстаться без большой крови. У него там много сторонников, а если его поддержит граф Бернард Септиманский, то у сыновей Людовика Благочестивого будет много хлопот с этой парочкой. А что слышно о Герарде Вьенском? Он уже определился с выбором?
– Сведений о графе Вьенском у меня нет, – вздохнул Симеон. – Зато о его дочери Тинберге гуляет много слухов.
– У тебя есть осведомители в Париже?
– Некий центенарий Гуго, пользующийся большим доверием графа Бернарда Септиманского.
– Ему можно верить?
– До сих пор он меня не обманывал. Так вот этот Гуго утверждает, что прекрасная Тинберга вступила в порочную связь с оборотнем по имени Лихарь Урс. Этот оборотень якобы служит дьяволу и послан в наш мир, чтобы отвратить от истинной веры франкских королей и сеньоров.
– Лихарь Урс? – удивленно вскинул брови Карочей. – Но как он оказался в Париже?
– Вероятно, он пришел туда с дружиной Воислава Рерика. А ты что, знаешь его?
– Кажется, да. Если, конечно, мы ведем речь об одном и том же человеке. Он старший сын князя Русалании Искара, которого и в глаза и за глаза все называют Шатуном. В битве при Матархе этот щенок убил сына кагана Обадии Манасию на моих глазах. Я поклялся отомстить ему и сдержу слово.
– Тогда ты, вероятно, знаешь и другого молодого русалана, Драгутина сына Торусы?
Карочей зло засмеялся.
– И этот здесь. Лет шесть назад, уважаемый рабби, я пообещал этому мальчишке положить свой меч на его могилу и буду очень рад, если мне это удастся сделать. Так что же натворила прекрасная Тинберга?
– Дело не только в Тинберге, уважаемый бек, но и в императрице Юдифи. Их уличили в почитании языческих богов.
– Кто уличил?
– Якобы графы Септиманский, Орлеанский и сам Карл видели, как она отдалась во время мистерии Белтайн Воиславу Рерику. Этот обряд, насколько я знаю, обычно считают брачным, во всяком случае, связывающим в нерушимый союз мужчину и женщину, принявших в нем участие.
Бек Карочей был удивлен и даже потрясен этим из ряда вон выходящим известием. Конечно, вдову императора Людовика в окружении ее пасынка Лихаря давно уже называют ведьмой, но одно дело – предполагать, и совсем другое – знать, что эта женщина участвует в языческих обрядах.
– Но зачем
– Граф Бернард Септиманский считает, что Воислав Рерик метит на императорский трон. А для Юдифи это шанс остаться на вершине власти, ибо по мере взросления сына она все больше будет отодвигаться в тень.
– Но ведь папа Евгений никогда не согласится короновать язычника.
– Зато ничто не помешает это сделать императору Феофилу, разумеется, в том случае, если Рерик перейдет в христианскую веру.
– Боюсь, Рерик не сделает этого никогда. Он закоренелый язычник, – усмехнулся Карочей.
– Я ведь не утверждаю, уважаемый бек, что внук князя Витцана возмечтал об императорской короне, я всего лишь сказал, что его в этом подозревают. И, возможно, не без оснований.
– А что по этому поводу думает Драгон из Меца?
– Епископ молчит. Молчит король Карл. Молчат графы Септиманский и Орлеанский. И это наводит меня на размышления, уважаемый бек. Я начинаю сомневаться в словах центенария Гуго.
– И совершенно напрасно, уважаемый рабби. Только глупец рубит сук, на котором сидит. Обвинения Юдифи и Тинберге предъявят после победы над Лотарем, ибо епископ Драгон слишком умен, чтобы вносить раздор в собственные ряды перед решающей битвой.
– Как ты считаешь, уважаемый бек, следует мне поделиться полученными сведениями с монсеньором Николаем?
– Ни в коем случае, уважаемый Симеон! – вскинулся Карочей. – Ты все расскажешь ему после битвы, когда исход войны будет уже решен. Если победу одержит Лотарь, то он заплатит любую цену за сведения, порочащие его врагов. Ведь суд над Юдифью будет судом и над Карлом, а косвенно и над Людовиком, который тоже не чурается язычников. Обвинив братьев в ереси, Лотарь сможет их устранить, ничем практически не рискуя. Вряд ли во франкской империи найдется епископ или светский сеньор, который подаст свой голос в их защиту. Ну а в случае поражения сведения, добытые тобой, уважаемый рабби, помогут императору и папе выйти из войны с наименьшими потерями.
– В таком случае, уважаемый бек, я прошу тебя лично донести до ушей монсеньора Николая все, что я сегодня рассказал, но без упоминания моего имени. Ибо и у сыновей Людовика Благочестивого, и у его вдовы слишком много сторонников, чтобы иудей, раскрывший тайны сильных мира сего, мог доживать свой век в спокойствии.
– Хорошо, рабби, я выполню твою просьбу. Если мне удастся извлечь из данной ситуации прибыль, то мы поделим ее пополам. Твое здоровье, уважаемый Симеон.
Весть о том, что Людовик и Карл, соединив свои армии, двинулись походом на императора Лотаря, долетела до Ахена в начале лета. Лотарь, готовый к такому развитию событий, немедленно выступил им навстречу. Ган Карочей после некоторого раздумья присоединился к императору. Принимать участия в битве он не собирался, но почему бы не понаблюдать за развитием событий вблизи и не поднабраться опыта в военном деле, тем более что франки – далеко не последние бойцы в ойкумене.