Сократ и афинская демократия
Шрифт:
Постоянное стремление Сократа держать себя в прекрасной интеллектуальной форме, разумеется, проявлялось в том, что в своих ежедневных спорах он почти всегда одерживал победы. Из–за этого, по сообщению Диогена Лаэрция, философа нередко колотили и таскали за волосы, а еще того чаще осмеивали и поносили; но он принимал все это, не противясь. Однажды, даже получив пинок, он и это стерпел, а когда кто–то подивился, он ответил: «Если бы меня лягнул осел, разве стал бы я подавать на него в суд?»
[3].
Справедливо предположить, что эта крайняя незлобивость Сократа, плохо сочетающаяся с его героическим поведением во время военных кампаний, была ничем иным, как способом самосохранения философа, живущего в окружении тех, кто по своей косности и необразованности в любой момент мог начать
Время показало правильность избранной философом стратегии. Нарочитая безобидность Сократа, проявляющаяся буквально во всем — начиная от его бедности, скромной одежды, крайне бесконфликтной манеры общаться и готовности общаться с представителями любых сословий, иностранцами и даже рабами, явно способствовала тому, что сравнительно долгое время философ не воспринимался афинским обществом как что–то несущее в себе потенциальную угрозу. До какого–то момента он мог представляться чем–то вроде городского чудака, который что–то там познает, ведет подчас любопытные дискуссии, но при этом не занимается физикой, не лезет в космогонию и не рассуждает о богах. Эта особенность восприятия Сократа как безобидного чудака, судя по всему, и помогла ему так долго прожить в Афинах без каких–либо судебных преследований. И перелом в благожелательно–нейтральном общественном восприятии Сократа в негативную сторону, судя по всему, был связан с несколькими моментами и событиями:
1. С началом активной деятельности Сократа по проверке граждан Афин на наличие божественных интеллектуальных способностей, причем эта деятельность чаще всего и больше всего была направлена на афинскую молодежь. Именно акцентирование общественного внимания на этот аспект жизни Сократа в комедии Аристофана «Облака» в 423 году до н. э. впервые сгустило напряженность вокруг личности первого афинского философа.
2. С выходом на политическую сцену одного из первых учеников Сократа Алкивиада, который после своих первых политических успехов и резкого возвышения оказался замешан в скандале, связанном со святотатством, а в 414 году до н. э. вообще предал Афины и перешел на сторону Спарты.
3. С активным выступлением Сократа в защиту тех стратегов, которые, победив в морской битве при Аргинусских островах, не смогли вовремя извлечь из моря тела погибших и тем самым оказались повинны в святотатстве.
4. С фактом установления в Афинах кровавой тирании Тридцати, во главе которой находились бывшие ученики Сократа Критий и Хармид.
5. Со стремлением необразованного афинского демоса найти (или хотя бы назначить) виновных в тех бедствиях, что постигли Афины в ходе закончившейся обидным поражением Пелопоннесской войны и во время двух попыток установления тирании.
Обо всех этих моментах мы еще поговорим на страницах этой книги. А в рамках этой главы мы рассмотрим то, каким образом, уже познав самого себя, вполне взрослый сорокалетний Сократ не просто продолжил познание окружающего его общества и афинских граждан, но и взялся за количественное увеличение себе подобных, постепенно переходя грань индивидуальной увлеченности, становясь социально заметным и, потенциально, социально опасным.
Итак, осознав свое принципиальное отличие от большинства граждан, прийдя к пониманию божественной сути того творческого духа, что генетически или во время воспитания пробудился в нем самом, отдавая себе отчет в той опасности, что несло в себе чрезмерное «умничанье», и, построив свою жизнь таким образом, чтобы не вызывать раздражения в обществе, Сократ был просто обязан выяснить то, насколько много на свете таких, как он сам. И судя по всему, он создал некую авторскую схему такого тестирования других людей, которое помогало ему выявить в них те признаки божественной искры, которые до
Благодаря Платону мы знаем, что избрав для себя путь самопознания, путь, предложенный в дельфийской надписи «Познай самого себя», Сократ предлагает его многим. Предлагая его Алкивиаду, Сократ спрашивает его, легко это или нет. Алкивиад говорит о том, что иногда это кажется трудным, иногда — легким делом. Сократ продолжает его такими словами: «Легко ли это, или нет, с нами (при самопознании — прим. автора) происходит следующее: познав самих себя, мы одновременно познаем заботу, в которой нуждаемся, а без такого познания мы никогда этого не поймем» [4]. Проще говоря, Сократ был уверен, что самого по себе божественного дара еще слишком мало, его (этот дар) следует развивать, заботиться о нем, денно и нощно трудиться над его высвобождением из косного тела. И в этой связи его тестирование других «на божественность», на выявление имеющихся или неимеющихся в них качеств должно было помогать Сократу лучше понимать себя самого.
Тестирование Сократом окружающих проходило в так называемых маевтических беседах, то есть таких диалогах, цель которых, по словам философа, заключалась в принятии им, как повитухой, тех мыслей, что рождались у его собеседника в процессе общения на заданную тему.
Почему он занимался маевтикой — родовспоможение при мышлении, Сократ объяснял не таясь и с охотой. По его словам, его даймон обязал его проверять всех людей и выяснять, мудрые они или нет, действительно ли мудры те, кого считают таковыми, или же они просто притворяются, на самом деле являются мудрецами ложными. Например, на суде он говорил о том, что узнав от пифии о своей выдающейся мудрости, он попытался выяснить, насколько это соответствует действительности, и начал общаться с теми, у кого была репутация мудрых людей. Пообщавшись с одним из тех государственных мужей, который стоял во главе города и считался мудрым, Сократ увидел, что этот человек только кажется мудрым, причем тем самым вводит в заблуждение не только себя, но и других. И Сократ постарался доказать ему, что он только считает себя мудрым, а на самом деле не мудр, отчего и этот государственный муж и многие из присутствовавших возненавидели Сократа [5].
После государственых людей, затем Сократ, по его словам, ходил общаться к поэтам и ко всем прочим, вплоть до ремесленников. Однако все они страдали тем, что, зная свое собственное дело, они считали себя мудрыми, и относительно прочего и эта ошибка заслоняла им ту мудрость, что у них была, и потому в итоге их можно было считать невежественными [6]. И вот из–за всего этого исследования, по мнению Сократа, многие стали на него обижаться, притом очень сильно, и с той поры и пошло множество клеветы на Сократа [7]. Однако, поскольку указание на необходимость проверки людей с целью выявления их мудрости или ложной мудрости поступало от божественных сил, Сократ с удовольствием выполнял приказанное, радуясь тому, что кое–какие способности он перенял от своей матери.
В платоновском диалоге «Теэтет», общаясь с юношей Теэтетом, внешне похожим на самого философа, Сократ подробно говорит о том, что он сам, будучи сыном очень опытной и строгой повитухи Финареты, очень хорошо разбирается в искусстве родовспоможения. И в его повивальном искусстве почти все так же, как у настоящих повитух — отличие лишь в том, что он принимает у мужей, а не у жен, и принимает роды души, а не плоти. Самое же великое в нашем искусстве, — говорит Сократ, — это то, что мы можем разными способами допытываться, рождает ли мысль юноши ложный призрак или же истинный и полноценный плод. К тому же, и со мной получается то же, что и с повитухами: сам я в мудрости уже неплоден, и за что меня многие порицали — что–де я все выспрашиваю у других, а сам никаких ответов никогда не даю, потому что сам никакой мудрости не ведаю, — это правда. А причина вот в чем: бог понуждает меня принимать, сами же роды мне воспрещает. Хотя запрещает уже только сейчас, раньше же позволял: ведь повитухами могут быть только женщины, которые уже сами рожали. И все это потому, что сами боги сделали так, чтобы человеку было не под силу преуспеть в том искусстве, которое ему чуждо, не практикуясь в нем [8].