Сократ: учитель, философ, воин
Шрифт:
Однажды Сократ обратил внимание на то, что Антисфен, его ученик и основатель кинической школы, старается выставить напоказ дыры на своей одежде, и сказал: «Перестань красоваться».
Аристипп спросил Сократа, знает ли он что-нибудь прекрасное.
– Даже много таких вещей, – отвечал Сократ.
– Все они похожи одна на другую? – спросил Аристипп.
– Нет, так непохожи некоторые, как только возможно, – отвечал Сократ.
– Так как же непохожее на прекрасное может быть прекрасным? – спросил Аристипп.
– А вот как, – сказал Сократ. – На человека, прекрасного в беге, клянусь Зевсом, непохож
‹…›
– Так и навозная корзина – прекрасный предмет? – спросил Аристипп.
– Да, клянусь Зевсом, – отвечал Сократ, – и золотой щит – предмет безобразный, если для своего назначения первая сделана прекрасно, а второй дурно.
– Ты хочешь сказать, что одни и те же предметы бывают и прекрасны, и безобразны? – спросил Аристипп.
– Да, клянусь Зевсом, – отвечал Сократ, – равно как и хороши, и дурны: часто то, что хорошо от голода, бывает дурно от лихорадки, и что хорошо от лихорадки, дурно от голода; часто то, что прекрасно для бега, безобразно для борьбы, а то, что прекрасно для борьбы, безобразно для бега: потому что все хорошо и прекрасно по отношению к тому, для чего оно хорошо приспособлено, и, наоборот, дурно и безобразно по отношению к тому, для чего оно дурно приспособлено.
Если кто возражал Сократу по поводу чего-нибудь и не мог сказать ничего определенного, а без доказательства утверждал, что тот, про кого он сам говорит, или умнее, или искуснее в государственных делах, или храбрее и тому подобное, то Сократ обращал весь спор назад, к основному положению, приблизительно так:
– Ты утверждаешь, что тот, кого ты хвалишь, более достойный гражданин, чем тот, кого я хвалил?
– Да, я так утверждаю.
– Так давай сперва рассмотрим вопрос, в чем состоят обязанности достойного гражданина…
К Сократу в Афины издалека приехал молодой человек, горящий желанием овладеть искусством красноречия. Проговорив с ним несколько минут, Сократ потребовал с него за обучение ораторскому искусству двойную плату. «Почему?» – задал вопрос удивленный ученик. «Потому, – ответил философ, – что мне придется обучать тебя не только говорить, но и тому, как молчать и слушать».
Однажды к Сократу пришел человек и сказал:
– Ты знаешь, что говорит о тебе твой друг?
Сократ ответил ему:
– Прежде чем сказать мне эту новость, просей ее через три сита. Первое – это сито правды. Ты уверен, что то, что ты мне сейчас скажешь, является правдой?
– Ну, я слышал это от других.
– Вот видишь, ты не уверен. Второе сито – это сито добра. Эта новость обрадует меня, станет для меня приятной?
– Совсем нет.
– И, наконец, третье сито – сито пользы. Будет ли эта новость полезной?
– Сомневаюсь.
– Вот видишь – ты хочешь рассказать мне новость, в которой нет правды и добра, к тому же она бесполезна. Зачем ее тогда говорить?
Когда против Сократа было выдвинуто официальное обвинение, друзья стали советовать ему подготовить апологию – защитительную речь на суде. Такие речи – наследие подлинной демократии – еще играли решающую роль на процессах.
– А разве вся моя жизнь не была подготовкой к защите? – спрашивал Сократ.
В ответ на возражения, что речь поможет ему оправдаться от возводимой на него клеветы, Сократ сослался на своего «даймона»: «Клянусь Зевсом, я уже пробовал обдумать защиту перед судьями, но мне противился божественный голос».
Друзья
Когда он вошел, закованный старец спал тихим, безмятежным сном, словно его ожидала не чаша с ядом, а радостное пиршество в кругу друзей. Критона поразило это зрелище, и он долго в молчании сидел у изголовья Сократа.
Дождавшись пробуждения узника, Критон сообщил ему, что скоро прибудет корабль с Делоса и нужно бежать, пока не поздно. Друзья сочтут позором для себя, если не спасут учителя.
Но Сократ только улыбнулся: он был уже как бы за пределами этого мира. Он рассказал Критону, что ему снился вещий сон: прекрасная женщина в белом одеянии произнесла слова из Гомера о скором возвращении на родину.
– Странный сон, Сократ!
– А ведь смысл его как будто ясен, Критон. Оставь же это, Критон, и сделаем так, как указывает Бог.
«Сидя подле него, – говорит очевидец казни, – я испытывал удивительное чувство. Я был свидетелем кончины близкого друга, а между тем жалости к нему не ощущал – он казался мне счастливцем… я видел поступки и слышал речи счастливого человека! До того бесстрашно и благородно он умирал, что у меня даже являлась мысль, будто и в Аид он отходит не без божественного предопределения и там, в Аиде, будет блаженнее, чем кто-либо иной».
Один из друзей навестил философа накануне казни и предложил ему свой роскошный плащ.
– Неужели мой плащ годился только для жизни, а для смерти не пригоден? – возразил Сократ.
Когда ноги отяжелели, Сократ лег и покрылся плащом. Тело его постепенно теряло чувствительность, но он по-прежнему оставался невозмутимым. Вдруг он откинул плащ и обернулся к Критону: «Критон, мы должны Асклепию петуха. Так отдайте же, не забудьте»…
Это были последние слова Сократа.
Петуха приносили в дар богу Асклепию по выздоровлении; очевидно, умирающий хотел сказать этим, что считает свою гибель выздоровлением для лучшей жизни в вечности.
Высказывания о Сократе
Более всего, по-моему, он [Сократ] похож на тех силенов, какие бывают в мастерских ваятелей и которых художники изображают с какой-нибудь дудкой или флейтой в руках. Если раскрыть такого силена, то внутри у него оказываются изваяния богов. Так вот, Сократ похож, по-моему, на сатира Марсия. Что ты сходен с силенами внешне, Сократ, этого ты, пожалуй, и сам не станешь оспаривать. А что ты похож на них и в остальном, об этом послушай. ‹…› Он всю свою жизнь морочит людей притворным самоунижением. Не знаю, доводилось ли кому-либо видеть таящиеся в нем изваяния, когда он раскрывался по-настоящему, а мне как-то довелось, и они показались мне такими божественными, золотыми, прекрасными и удивительными, что я решил сделать вскорости все, чего Сократ ни потребует… Если послушать Сократа, то на первых порах речи его кажутся смешными: они облечены в такие слова и выражения, что напоминают шкуру этакого наглеца-сатира. На языке у него вечно какие-то вьючные ослы, кузнецы, сапожники и дубильщики, и кажется, что говорит он всегда одними и теми же словами одно и то же, и поэтому всякий неопытный и недалекий человек готов поднять его речи на смех. Но если раскрыть их и заглянуть внутрь, то сначала видишь, что только они и содержательны, а потом, что эти речи божественны.