Сокровища Перу
Шрифт:
— Позвали врача, а братья вышли в коридор, обменялись там несколькими словами, а какими, — это никому неизвестно, и с тех пор младший вышел из родительского дома и уже не возвращался в него.
— Не получали ли о нем каких-нибудь вестей впоследствии?
— Никаких! — вздохнул старик, — он пропал бесследно. Вероятно, он давно уже умер!
— Так это еще неизвестно? Никто не может сказать с уверенностью, что он умер? Никто не знает даже, где он жил впоследствии? — воскликнул мальчик.
—
Бенно удержал его за руку.
— Ах, если бы можно было знать, что отец мой и дядя говорили тогда в коридоре!
— Да уже верно не доброе, так как с тех пор господин сенатор никогда не проходит через коридор и приказал пробить маленькую боковую дверь. Это доказывает, что совесть у него не спокойна!..
Бенно молчал, губы его дрожали; он не в силах был произнести ни слова.
— Ну, спи, спокойной ночи, мой мальчик! — и, загасив свечу, старик опять так же неслышно вышел из комнаты и спустился вниз в свою каморку.
А мальчик лежал неподвижно на своих подушках и все думал и думал о том, что могло произойти между двумя братьями перед их последней разлукой.
III ПЕЧАЛЬНОЕ РАССТАВАНИЕ. — В БРАЗИЛИЮ. — НЕОЖИДАННАЯ ВСТРЕЧА. — АЛМАЗЫ ФРАСКУЭЛО
Прошло два томительных дня. Мальчик никуда не выходил из дома, он даже исхудал за это время. Гармс навещал его иногда и сообщал, что бабушка все еще больна, а господин сенатор все ведет какие-то таинственные переговоры с капитанами судов.
— Чует мое сердце что-то недоброе! — говорил старик.
Когда же на третий день мальчика позвали к дяде, старик сказал:
— Ну, теперь-то уж мы узнаем, в чем дело!
Бенно взглянул на себя в зеркало, лицо его было бледно как саван, а глаза горели твердой решимостью.
Он пробыл не более пяти минут в рабочем кабинете сенатора, но когда вышел оттуда, то в лице его произошла такая перемена, что Гармс, поджидавший его возвращения в коридоре, даже испугался. Мальчик едва держался на ногах, а лицо его было не только бледно, но какого-то землистого цвета. Старик едва успел подхватить его, чтобы не дать ему упасть на каменный пол. Бедняжка, не вымолвив ни слова, лишился чувств. Добрый старик отнес его наверх в его комнату и стал хлопотать около него. Вскоре мальчик очнулся.
— Скажи, мы одни, Гармс? — спросил он.
— Да, совершенно одни, мой дорогой!
— Так слушай, Гармс, дядя отправляет меня в Рио-де-Жанейро к одному знакомому торговцу,
— О-о! Это нечто неслыханное! Жестокий, бессердечный человек! Грех ему будет за это! — замахал руками старик. — И ты один отправишься в такое далекое путешествие?
— Нет, в пятницу отходит в Рио-де-Жанейро судно с немецкими эмигрантами. Среди них есть один человек, лично известный дяде, ему он и поручил меня!
— И тебя отнимают от меня, мой ненаглядный? — воскликнул старик, — навсегда, безвозвратно отнимают! Нет, знаешь, я поеду с тобой в Бразилию!
— Что ты, Господь с тобой, Гармс! Ведь ты всю свою жизнь боялся моря! Ну, где тебе на старости лет!
— Ничего, милый мой! Я все это превозмогу, вот увидишь, все превозмогу!
— Кто же будет управляться здесь с твоими домами и капиталами, старина, с теми домами и капиталами, которые ты завещаешь мне? Что же касается меня, то, как знать, быть может, все устроится к лучшему!
— Да, да, — закивал головой Гармс, — как видно, все потеряно! Да… все потеряно для меня! — И он закрыл лицо руками.
Бенно же бросился на кровать, закрыл глаза, и ощущение невыразимой слабости овладело всем его существом.
Вдруг старик сердито сдвинул брови, провел гребенкой по своим волосам, натянул на себя сюртук и поспешно вышел из комнаты, направившись прямо в рабочий кабинет сенатора, где и остановился в дверях, ожидая, пока тот обратится к нему.
— Ну, что скажете, Гармс? — спросил его хозяин.
— Попрошу вашу милость разрешить мне сказать вам несколько слов!
— Говорите, я слушаю!
— Я позволю себе припомнить вам то время, когда мы мальчиками играли вместе во дворе этого дома, вы, господин сенатор, я и еще один, третий…
— О нем прошу вас не упоминать, Гармс!
— Нет, я должен вам сказать то, что вам, наверное, говорит и ваша совесть. Вы своей нетерпимостью, своей жестокостью довели бедного Теодора до края гибели, толкнули его своими руками в пропасть и, быть может, даже толкнули его на смерть… Вы погубили его и теперь хотите сделать то же и с этим бедным мальчиком! Грех вам за это будет!
Цургейден насмешливо усмехнулся.
— Я знал, — сказал он, — что вы придете к этому заключению, Гармс! Но это ни к чему не приведет, я не изменю своего решения, а потому избавьте себя от бесполезного труда распространяться далее на эту тему. Повторяю, я никогда и ни за что не изменю своего решения!
— Никогда?! Ни за что! Вот как! Даже и тогда, если я откровенно заявлю вам, что не останусь более ни часа в этом доме, после того как Бенно уйдет из него?! Если он уйдет отсюда, уйду и я!