Сокровища Рейха
Шрифт:
– Завтра увидимся.
– Береги себя, – сказал он устало. – И не забудь прочитать молитву на ночь.
– Какую молитву, Артур?
– А ту самую:
Пока почию я на бренном ложе,Ты душу грешную храни, о боже.Но коль умру до утренней зари,К себе на небо душу прибери.– Хорошо. Я обязательно прочту ее перед сном.
– Тогда спокойной ночи, Джон.
– Доброй ночи, Артур.
16
Я сидел за столом,
Зачем и кому понадобились эти документы? Они касаются периода, который сейчас стал достоянием истории, касаются дела, похороненного под обломками Третьего рейха. И тем не менее из-за них по-прежнему гибнут люди.
Не знаю, сколько времени я подсознательно различал какой-то звук, доносившийся снаружи. И вдруг он исчез, и в море других звуков образовался провал. Я обратил внимание не на сам звук, а на то, что его не стало слышно.
Я подошел к окну. Из-за света в доме что-либо разглядеть во дворе было невозможно. Вглядываясь в темень, я вначале уловил лишь треск оконной рамы. Осколки стекла брызнули мне в лицо, а уж только после этого я услышал короткий гулкий щелчок выстрела, увидел, как расщепилась деревянная обшивка на противоположной стене у камина.
Я машинально бросился на пол, на четвереньках пополз к столу, протянул руку и погасил свет. И хотя особых усилий для этого не потребовалось, через пять секунд я буквально задыхался, скованный страхом: кто-то только что стрелял в меня. И вот, стоя на коленях у стола, я наконец со всей ясностью понял – собственно, мне давно следовало догадаться, а Питерсон об этом должен был знать, – что, поскольку их первая попытка убить меня не удалась, это вовсе не означает, что они отказались от своего намерения. Какой бы ни была причина, они хотели убрать меня, как убрали Сирила и Полу. По всей видимости, они считали, что я, пока жив, каким-то образом представляю для них опасность.
И вот теперь я был у них в руках. Нашарив телефон на столе, я снял трубку, заранее зная, что услышу безмолвие. Они оборвали телефонный провод сразу после моего разговора с Артуром. Я остался совсем один, отрезанный от мира. Меня трясло от страха, и я с трудом держал себя в руках.
Снаружи не доносилось ни звука, только выл ветер. Во рту ощущался гадостный кислый привкус, и, как ни странно, меня вдруг охватило чувство стыда. И чем дольше я лежал у стола, вспоминая погибших дорогих мне людей, тем острее оно становилось. Сирил. Пола. Отец. Мать. Маленькая Ли… «Ты прав, Артур, – думал я, – всех нас ожидает смерть. И моя затаилась среди сугробов совсем близко, во дворе».
Вряд ли то, что я испытывал, можно было назвать мужеством. Я далеко не храбрец. Однако, распластавшись на полу библиотеки, я почувствовал, как во мне нарастает ярость. Мне все это осточертело, я устал от того, что умирают мои близкие, что какие-то негодяи бьют меня по черепу, стреляют в меня, убивают хороших,
Эта ярость заставила меня импульсивно сжать кулаки. Все, кроме меня, были мертвы, и мне не оставалось ничего другого, как заставить этого сукина сына попотеть, прежде чем он добьется своего.
Приняв такое решение, я ползком, словно ребенок, добрался до гостиной, дотянулся до выключателя и погасил свет. Комната погрузилась в темноту. Подобно шахматисту, я начал продумывать ходы вперед. Скрытый темнотой, я мог проползти по всем этажам из комнаты в комнату, повсюду выключая свет. Так я и поступил: из гостиной пробрался в холл, затем по паркетному полу в столовую, во вторую гостиную, в музыкальный зал, в оружейную…
Оружейная!
По-прежнему снаружи не доносилось ни звука. Теперь, когда в доме стало абсолютно темно, я увидел из окна просветы между облаками, сквозь которые пробивался лунный свет. Держась поближе к стене, я осторожно подкрался к тому окну, из которого лучше всего был виден двор. Вначале я различал только отдельные черные силуэты и темные группы елей, скелеты деревьев повыше да белоснежное пространство. Не было ничего, что напоминало бы человека. Но наконец я увидел его.
Высокая фигура, точно призрак, возникла из-за каких-то кустов в сотне ярдов от дома, и я тотчас понял, что за звук слышал недавно. Оказалось, кусты – это вовсе не кусты, а снегоход, и звук – рокот его двигателя.
Я затрясся от злости: это долговязое пугало на своем снегоходе собирается убить меня! Мне остается либо смириться, прочитав молитву, как советовал Артур, и уйти в небытие, либо отправить на тот свет самого убийцу. На миг в голове пронеслась мысль бежать, но я был так разъярен, что тут же отверг ее. Что это изменит? Не сейчас, так потом он все равно уничтожит меня, как уничтожил Сирила и Полу. Выхода нет. А поскольку мне нечего терять, по крайней мере, я хотя бы попытаюсь убить его.
Положение само собой упростилось. Я приблизился к стеллажу с охотничьими ружьями, вынул двуствольный «браунинг» со светлым прикладом, поскольку он сразу бросился мне в глаза в тусклом лунном свете, выдвинул ящик, где хранились патроны, взял горсть и вернулся к окну.
Человек продолжал стоять в снегу. Я представлял себе его замешательство. Видя мой четкий силуэт в окне, он был уверен, что не промахнется при первом же выстреле. Наверняка винтовка у него с оптическим прицелом. И тем не менее он промазал. Теперь же он понимал, что я предупрежден, что я начеку, но не знал моих намерений. Может, я ранен, может, забился от страха под кровать. Он и понятия не имел, что я полон решимости убить его.
Он внимательно наблюдал за домом, а я напряг зрение, чтобы лучше видеть его фигуру сквозь мечущийся на ветру снег. Вернувшись в вестибюль, я натянул дубленку. Когда я снова глянул в окно, он уже забрался в свой снегоход, включил двигатель и стал зигзагами медленно приближаться к дому, оставляя позади снежный шлейф. Ярдах в пятидесяти от крыльца он снова остановил снегоход, вылез, повозился с винтовкой и прицелился в сторону дома, ведя стволом вдоль фасада. Опять послышался звон разбитого вдребезги стекла, и снова глухой хлопок, тут же поглощенный ветром. Верзила был явно озадачен. Он не знал, что делать дальше.