Сокровища Валькирии. Страга Севера
Шрифт:
— И ты ушла?..
— Он увёл меня, — сказала Дара. — А люди бежали за нами и кричали — возьми меня, Атенон! И меня возьми! И меня!.. Он больше никого не взял… — Она подала Мамонту третью репродукцию. — Это его третий образ и, говорят, истинный. Только никто его не видел в истинном образе, потому что он состояние его духа.
На высокой скале под чёрным от дыма небом, подсвеченным огненной землёй, сидел гордый сокол…
Мамонт разложил открытки, взгляд сам собой задержался на «Человеке с филином».
— Таким его видят изгои?
— Да, милый. И ко мне он когда-то явился со свечой и плетью…
— Зямщиц
Дара заметила, точнее, почувствовала его состояние и тихо пошла к двери.
— Постой!.. Постой, милая, — вспомнил он. — Я хотел спросить…
— Всё сделала, дорогой, — опередила Дара. — Как ты хотел. Этот одинокий, несчастный человек встречался с другим, таким же одиноким и несчастным…
— О чём ты?
— Но, милый! Ты же просил меня, и я присмотрела, — слегка растерялась она.
— Арчеладзе — несчастный человек?
— Когда остаётся один — плачет, — сообщила Дара.
— Вот как! — удивился Мамонт. — С кем же он встречался?
— Со старым, одиноким человеком. Не слышала, о чём они говорили, но расстались ещё более несчастными. Старик вошёл в свой дом и мгновенно умер.
— Умер?!
— Ему перерезали горло в подъезде.
— Ты видела это?..
— Нет, — сказала она. — Почувствовала, что старику угрожает опасность. Смерть стояла за дверью, а он не знал. И крика моего не услышал…
— А что же Арчеладзе? — после долгой паузы спросил Мамонт.
— Он увидел возле своего дома вишнёвый «Москвич». И пришёл в ярость. И испытывает её до сих пор…
7
Дом Арчеладзе был не особенно привилегированным, и внешний вид имел неброский, малопривлекательный, но зато хорошо охранялся, поскольку жили в нём люди, связанные с государственными секретами, — правительственные шифровальщики, некоторые учёные, работники Министерства безопасности, ГРУ и ещё какие-то никому не известные личности, ведущие весьма странный, необъяснимый образ жизни. Обычно дом охранялся двумя милиционерами в штатском, которые на ночь запирали калитку, включали сигнализацию по периметру забора и сидели в своей дежурке на первом этаже. Это были очень предупредительные и не ленивые ребята. Они же подметали двор, подрезали декоративные колючие кусты вдоль забора, иногда могли поработать вместо сантехников, если где-то потечёт труба, заменить колесо у машины, если попросишь, — одним словом, были полезны и незаметны одновременно.
Тут же, вернувшись от Жабэна, Арчеладзе заметил в своём дворе белые каски ОМОНа. Человек десять здоровых, откормленных мужиков в бронежилетах бродили за воротами, поигрывая дубинками, сидели в детской песочнице и подпирали плечами ярко освещённый портал подъезда. Обычно милиционеры видели каждую подъехавшую к воротам машину на мониторе — телекамера висела на углу дома и спешили впустить жильца на территорию. Даже сигналить не приходилось. Сейчас полковник просигналил трижды, однако ни один омоновец даже ухом не повёл.
— Эй! Открывай ворота! — крикнул он, приоткрыв дверцу.
Двое неторопливо подошли к калитке. И сразу же дохнуло Кавказом.
— Ыды сюда! — гортанно сказал один. — Ты кто?
Этого было достаточно, чтобы уголь тлеющего гнева вспыхнул и огонь его вылетел наружу.
— А ну, позови старшего! — приказал полковник.
— Я старший! — самодовольно
— Я полковник Арчеладзе! — брезгливо представился он. — Живу в этом доме…
— Ты — полковник, я — полковник! Ты живёшь в этом доме — я живу в этом доме! Ты — грузин, я — осетин! Докумэнт дай!
Он валко подошёл к машине и постучал дубинкой по капоту.
— Тебя кто поставил сюда, рожа?! — не сдерживаясь, рявкнул полковник.
— Отэц поставил! Галазов поставил! Докумэнт дай!
Перед Арчеладзе стоял каменный болван, наглый, бесцеремонный жлоб, человекоподобное существо с бессмысленным взором. В короткий миг полковник понял, что в его жилах нет ни капли грузинской крови, что он слишком обрусел и напрочь утратил огненность кавказского безрассудства и что не хватает темперамента вести с этим истуканом какой-либо диалог.
И ещё понял, что совершенно беззащитен перед тупостью и не может противостоять ей, ибо следующим логическим действием уязвлённого самолюбия должна быть утроенная решимость добиться своего — протаранить машиной ворота и войти в свой дом. Он же стоял, как плюгавый, самоуглублённый интеллигент, давился от возмущения чувств и не находил слов. Только губами не хлопал…
А этот жлоб, обряженный в панцирь, бил резиновой палкой по машине, заводился ещё больше и орал:
— Ыды отсюда! Убырай машину! Русский язык понимаешь — нэт?! Ыды! Мне полковник, гэнэрал — тьфу! Ыды-ыды! Докумэнт нэт — ыды!
Арчеладзе сел в машину, запустил двигатель и сказал больше для себя:
— Сейчас я привезу тебе докумэнт!
Он отъехал за квартал и связался с дежурным помощником.
— Немедленно собери группу Кутасова и ко мне, — приказал он. — Без экипировки.
— Какое вооружение, товарищ полковник? — уточнил тот.
— Ну, пусть возьмут наручи, нунчаки… Что у них там ещё есть?
— Понял! — весело отозвался помощник.
Группа Кутасова занималась в отделе чёрт те чем, рассредоточившись по другим группам: пока им не находилось подходящего по их квалификации дела. Полковник выехал на улицу, по которой должен был прибыть кутасовский «РАФ», и включил музыку. Гнев медленно переливался в злорадство и щемящее мстительное чувство: замершая в жилах кавказская кровь готова была задавить всю остальную. Кутасов издалека заметил «Волгу» шефа, «рафик» притормозил.
— Прибыл, товарищ полковник! — шёпотом доложил он сквозь опущенное стекло. — Со мной шесть человек.
— Достаточно, Серёжа, — мягко и спокойно сказал полковник. — Во дворе моего дома ОМОН, североосетинский. Галазов поставил. Пойди возьми их, разоружи и поставь вдоль забора.
— Есть!
— Я буду на улице, посмотрю, как работаешь.
«РАФ» зарулил в какой-то двор, а полковник, выждав минут пять, тихо покатил к своему дому. С потушенным светом он проехал по тротуару и остановился так, чтобы видеть полутёмный, исчёрканный стволами деревьев двор. Омоновцы разговаривали на своём языке — будто бы переругивались и громко смеялись. Было странно слышать чужую речь самодовольных и самоуверенных людей возле своего дома. Группа Кутасова изучала обстановку: полковник заметил лишь одну неясную тень, скользнувшую за решёткой напротив детской площадки. Жильцы дома сидели с погашенными окнами, несмотря на то что ещё и десяти не было. Лишь в верхних этажах кое-где горели ночники.