Сокровища Валькирии. Земля сияющей власти
Шрифт:
— Запомните моё имя — Гриф! — отрубил Арчеладзе. — Это я взял археологов «Арвоха». Теперь взял «ангела». Условия следующие: в течение сорока минут вы снимаете зону 0019 и отводите её на пять миль по направлению к Пловару. На то место, где должна проходить разделительная зона согласно Протоколу. Без всяких встречных условий. Вы специалист по тайным войнам. Я — тоже. Не пытайтесь меня запеленговать, перехватить, устроить засаду. Войсковые операции оставьте войскам. У «Дремлющего ангела» очень чуткий сон. На размышления — одна минута.
— В противном случае? — профессионально спросил он.
— В противном случае я выхожу в большой эфир и гарантирую
Он тут же выключил радиостанцию и засёк на часах секундную стрелку. Разумеется, «иезуит» сам не примет решения, а выйдет на связь с Рональдом Бергманом. И сейчас самый главный барьер для них, который они ни за что не смогут перепрыгнуть, — маркировка на ядерном заряде. Поспешили, рассчитывали, что в Европе, стоящей, по сути, на коленях, всё пройдёт гладко, что никто не посмеет соваться туда, где властвуют спецслужбы США. А после подземного взрыва уже не найти концов, кто его произвёл и с какой целью, ибо радиация, как и деньги, не пахнет. Конечно, всё свалили бы на Россию, откуда, якобы, можно украсть и вывезти всё, в том числе и ядерный заряд.
Время шло медленно, стрелка будто приросла к циферблату.
Возможности бортовой радиостанции были великолепные: вероятно, шеф «Арвоха» имел прямую связь с охраной «Дремлющего ангела» и мог дать команду непосредственно из Эль-Аббы. Так что известить о деятельности «миротворцев» в Боснии можно, по крайней мере, полмира. Другая половина поднимет шум ещё больший, поскольку громче кричит тот, кто слышал звон, да не знает где он…
Арчеладзе снова посмотрел на часы — прошло всего полминуты.
— Как медленно движется время! — вдруг услышал он за спиной голос Капитолины.
И, не оборачиваясь, подумал, что ослышался, либо это слуховая галлюцинация.
Но ощутил её дыхание в затылок.
Мысленно прокрутил в сознании, как она могла попасть в джип. Оставался единственный момент — когда ходил открывать ворота, чтобы выехать на улицу.
Или отвела глаза?
Она коснулась волос Арчеладзе — густого седого ёжика, взворошила его лёгким движением пальцев.
Он же посмотрел на часы и включил радиостанцию.
— Гриф в эфире, приём.
— Я согласен с вашими условиями, Гриф, — проверещал в наушниках голос «иезуита». — Зона 0019 в течение сорока минут передвинется на пять миль западнее — всё по Протоколу. Но мы не успеем снять минные поля из-за погодных условий.
— Оставьте минные поля, — согласился Арчеладзе.
Эту уступку тот расценил по-своему.
— Послушайте, Гриф… Вы правы, мы мастера тайных войн. Я признаю поражение… После вывода нашего контингента из зоны верните мне «Дремлющего ангела».
Арчеладзе едва удержался, чтобы не послать его по-русски. Вовремя спохватился, ответил дипломатично:
— «Дремлющей ангел» останется у меня. Как гарантия необратимости вашего согласия. До тех пор, пока «Арвох» присутствует на Балканах.
Ему не хотелось больше обсуждать никаких условий. Он переключился на другую частоту, проверил прохождение в эфире, после чего выехал на дорогу; он интуитивно чувствовал, что вести себя следует вызывающе и нагло. Вплоть до того, что двигаться навстречу войскам, выводимым из зоны.
— Я люблю тебя, Гриф, — сказала за спиной Капитолина.
Он ехал по осевой линии. Снег на дороге обратился в чистый лёд, и джип иногда прилично заносило.
— Повинуюсь року, — произнёс он и прибавил скорости.
Капитолина
— Я люблю тебя…
Несколько раз в эфир выходил Воробьёв, недоуменно комментируя странное поведение морских пехотинцев в зоне 0019: они снимали проволочное ограждение и спешно покидали место дислокации, освобождая гору Сатву.
— Сегодня же выезжаем в Эль-Аббу, — сказал Арчеладзе, глядя на дорогу. — Нам надо успеть… Я вспомнил, где это. Городок в Иранском нагорье, родина знаменитого арабского путешественника…
— Я же люблю тебя, Гриф!
Лето в Сан-Франциско было сухое и знойное. И по вечерам, когда спадал жар солнца, тепло от нагретой земли становилось душным и нестерпимым для Мамонта. Единственной утехой в этом пекле был сильнейший медовый запах, источаемый разогретым липовым цветом. Нектар выпарялся сам, превращался в туман и оседал потом на листьях деревьев, отчего они становились блестящими и сладкими.
В любое время суток, возвращаясь откуда-нибудь на виллу, в первую очередь Мамонт бежал к бассейну, скидывая на ходу одежду. Их было два — крытый зимний с подогревом воды и открытый летний, устроенный среди пальм, увитых орхидеями, и зарослей бамбука. Но и в тени голубая вода становилась горячей за день, и потому Дара распорядилась установить специальные холодильные агрегаты. С горем пополам температуру понизили до восьми градусов — ещё не ледяная, но хорошо освежающая.
От зноя плавился мозг, и только здесь, в холодной воде, Мамонт приходил в чувство. Если Дара возвращалась домой вместе с ним, то купались вместе, до синевы губ и ладоней, после чего выбирались на берег, стуча зубами, прыгали на одной ноге, чтобы вылить из ушей воду. Однажды после такого купания он убрёл в заповедный уголок владений, построенный мечтательным Зелвой, забрался в грот и уснул.
И впервые за время жизни в Новом Свете ощутил облегчение, избавление сразу от всего — ночной бессонницы, дневной жары и чувства неуютности на этой земле. С тех пор он уже не ночевал в доме, а иногда, вернувшись вечером, сразу же уходил сюда, и Дара приносила ему ужин. Он спал без постели, на голых камнях, подложив под голову травяную подушку. Здесь слышался только звон воды в искусственном ручье и пение птиц — музыка, под которую и следует жить человеку.
В тот день Мамонт приехал домой из пустынного жаркого места к югу от Сан-Франциско, где приобрёл большой участок земли, чтобы начать строительство энергетического комплекса по программе «Соларис». Человечеству в ближайшем будущем грозили не войны и не космические катаклизмы, а мощнейший энергетический кризис, способный обратить всё это хрупкое мироустройство в полный хаос, пока, правда, не Великий. Программу «Соларис» разрабатывал сам Стратиг и потому, параллельно с иными уроками, поручил Мамонту создать экспериментальную лабораторию-полигон для отработки технологий получения энергии солнца, описанных в неведомой миру Книге Знаний — Весте. Сам принцип напоминал фотосинтез, только синтезировались световая и тепловая энергии солнца, превращаясь в порошок, внешне похожий на поваренную соль. Кофейная банка такого вещества, совершенно безопасного, способного храниться вечно, заменяла вагон ядерного топлива. В последний месяц Мамонт ездил на стройку почти ежедневно, поскольку был заинтересован в быстрейшем создании лаборатории: Стратиг пообещал отправить к нему сына Алёшу, который сейчас был на реке Ура и проходил подготовку по программе «Соларис».