Сокровища Валькирии. Земля сияющей власти

Алексеев Сергей Трофимович

— Ещё подумай!

— Никанорыч!..

— Отставить! Я повёл вас. Я принимаю решение.

В этот миг он вдруг отчётливо осознал слова Капитолины об истеричности. Сейчас жар горячего сердца был у этих мужиков выше разума. Ими владела мысль души — порыв, сиюминутный всплеск эмоций, на первый взгляд, благородный гнев, однако способный только красиво навредить делу.

Вспомнились спокойные, холодные и мудрые глаза медика Густава Кальта…

— Тело погибшего подготовить к похоронам, — распорядился ой. — Оплакивать

после победы.

Кутасовские бойцы неожиданно покорно вняли его словам, переглянулись, тут же сняли с петель наружную дверь, переложили на неё убитого, распрямили ноги, сложили руки и понесли под густую завесу снега.

Воробьёв отряхнулся, вошёл в дом, и здесь при ярком свете вдруг увидел себя окровавленного, встал, растопырив руки. В этот момент в коридоре появилась Капитолина.

— Я включила титан, — буднично сказала она. — Вода уже тёплая. Тебе нужно вымыться, Врабий.

Он только сверкнул глазами.

— Премного благодарен, барышня!

Выждал, когда она уйдёт к себе в комнату, и ногой распахнул дверь к Арчеладзе.

— Никанорыч!.. Я не стал при мужиках говорить. А сейчас скажу!

— Знаю, что ты скажешь.

— Это единственный выход, Никанорыч! Если они умеют проводить через охраняемую зону, по минным полям…

— Умеют.

— Так в чём же дело?.. Знаю, ты бережёшь её принципиально. Воевать — наше дело…

— Ничего ты не знаешь!

— Ты её любишь. Но ты сбежал, когда она появилась здесь. Значит, она не принадлежит… тебе. Впрочем, и себе тоже. Я же вижу! Она одержимая!

— Она пойдёт с удовольствием, — подтвердил Арчеладзе. — А какими глазами потом мы станем смотреть в её глаза? Ты подумал? Два мужика посылают бабу на дело, которое не могут сделать сами.

— Иного выхода нет, Никанорыч. В Пловаре гнездо «Арвоха», это точно. Так охраняют лишь сверхсекретные службы.

— Я знал это, потому и послал тебя.

— Откуда, Никанорыч?.. Я по дороге думал. Нёс этого парня со знанием языков и думал… Откуда?

— Всю прошлую ночь я гулял в корчме с одним офицером, — признался полковник. — Бывшим командиром батальона морской пехоты. Естественно, он американец, хотя имеет отдалённые русские корни. Эмиграция первой волны.

— Гулял?

— Можно сказать, пьянствовал. Он оказался хорошим мужиком.

— Сегодня такие же хорошие мужики гоняли нас в горах, как зайцев!

— А вчера мне было хорошо. Сначала было очень плохо, и ты знаешь, отчего. Когда столкнулись с ним на дороге, вдруг всё отлетело, обсыпалось…

— Никанорыч! Но ты же мог его раскрутить по большому счёту! — вдруг зажёгся Воробьёв. — По пьянке из человека можно вытащить многое, если не всё. А командир батальона много чего знает.

— Понимаешь, мысли такие были, — подумав, сказал Арчеладзе. — Только я не имел права раскручивать этого парня.

— Какие права, если идёт война?!

— Война-то

идёт, но не с ним. Он уже не способен воевать, потому что… верит в Бога. И просил меня, безбожника, убить его врага. Не знаю, грешно это с точки зрения веры или нет — просить другого человека убить. Но он просил искренне. Его враг — это и мой враг. Наш. Враг рода человеческого. И я пощадил этого парня, обещал исполнить просьбу.

— Да, это благородно, по-гусарски, — горько усмехнулся Воробьёв. — Только цена благородства высокая — человеческая жизнь. А мужик был — умница. Два верхних образования, двое детей… Даже могилы никогда не увидят.

— Не ной, кошкодав. И так тошно.

— Что ты собираешься предпринять?

Он снова намекал на Капитолину. Однако не услышав ответа, подумал, хотел вывернуться.

— Давай отпустим Кутасова? Снег наверняка будет до утра… А их, шакалов, можно резать! Один вчера наскочил… Должно быть, возмездие!

— Это мой урок…

— Что? — насторожился Воробьёв. — Твой урок?.. Тоже стал играть этими словами — рок, урок!

— Не играть, Володя. Тут высокий смысл! Урок… Какая неизбежность в этом слове. И я исполню его.

— Что, пойдёшь сам? Ну, иди, иди! Я найду тебе досок на гроб.

— Спасибо, друг. Только мне доски не подойдут. Чернобыльцев обычно хоронят в свинцовых гробах, чтобы атмосферу не отравляли.

— Никанорыч, ты стал упёртый мужик!

— Давай сюда свою аппаратуру. И иди принимать душ, там вода согрелась.

— Одного не отпущу! Ты что, с ума сошёл?

— А я один и не пойду. Приготовь мне две радиостанции со свежим питанием и возьми у Кутасова «Бизон» с глушителем. Всё.

— Мне что же, сидеть здесь? Как пацану!..

— Когда будет нужно, позову. Всех позову, — он направился было к двери и вернулся. — Знаешь, Володя, этот парень… комбат американских морпехов, натолкнул меня на мысль… Я тоже начинаю верить в Бога. Не знаю, какой он, жил ли на Сатве. Но есть его предначертания. Рок, судьба — называй как хочешь. Это есть! И никуда не уйти.

Капитолина была уже одета по-походному, в высоких кожаных сапогах и плаще, только непокрытые волосы заколоты множеством каких-то причудливых шпилек в виде наконечников стрел, сделанных из белой кости.

— Знаю, ты нашёл мне подходящее занятие, — сказала она, не дожидаясь вопросов. — Я почти готова.

Стояла она перед зеркалом, словно они собирались сейчас куда-нибудь в театр или на концерт.

Арчеладзе заготовил слова и аргументы, объясняющие ситуацию, однако сказал всего лишь одну фразу:

— Смерть этого бойца на мне.

Капитолина будто не услышала этого, поправила причёску, вглядываясь в своё отражение.

— Я пойду одна. Скажи, что мне нужно сделать.

— Ты не пойдёшь одна! — отрубил Арчеладзе. — Либо не пойдёшь вообще.