Сокровище царя Камбиза
Шрифт:
Но в конце нашей встречи Сильвия сказала мне:
— Джулиан, мне бы хотелось пройтись с вами по городу. Мне будет нужен ваш совет.
Ее слова звучали так, словно она приглашала меня на прогулку, но я сразу догадался, что речь шла о людях, подобранных Амином для экспедиции, и она хотела, чтобы я познакомился с ними, прежде чем принять окончательное решение.
Мы с Уной ни о чем не договаривались на сегодня, и я немедленно согласился. Но тут я взглянул на Уну, и то, что я прочитал в ее лице, явилось для меня откровением. Она смотрела на Сильвию так, будто с радостью убила бы ее. В следующий момент она взяла свою сумочку и не говоря ни слова, покинула нас.
Возникло
Около отеля нас встретил Амин, и по дороге к пристани они с Сильвией рассказали мне о подготовке экспедиции. В головной машине отправятся наши слуги и проводники, во второй, которую мы с Гарри будем вести попеременно, поедут Кларисса, Сильвия и Амин. Нас будут сопровождать четыре грузовика с запасами воды и снаряжением, и для каждого потребуется водитель и помощник, который будет выполнять еще и обязанности разнорабочего.
Всего в экспедиции должно было участвовать восемнадцать человек; Амин представил нам повара по имени Абдулла, и двух слуг — Омара и Мусу, причем предполагалось, что последний поведет автомобиль с проводниками. Их мы собирались найти в оазисе Харга, лежащем на пути, а с четырьмя водителями и четырьмя рабочими Амин договорился здесь, в Луксоре.
Мне не часто приходилось нанимать для работы арабов, но я переговорил с каждым, и их ответы удовлетворили меня, но самое главное — я всецело доверял Амину, и мы зачислили всех.
Вернувшись в отель, я обнаружил у себя в комнате Уну, ждавшую моего возвращения и тут же устроившую мне жуткую сцену ревности.
Как я осмелился, спросила она, удрать при первой же возможности и променять ее, Уну, на эту бесстыжую желтоволосую бледнолицую мадемуазель Шэйн?
Я пытался убедить ее, что нас с Сильвией не связывает ничего, выходящего за пределы обычной дружбы. Но она продолжала бушевать, не давая мне вставить ни слова и заявляя, что если я предпочту ей эту хладнокровную, плоскогрудую верзилу, она не вынесет подобного унижения и скорее убьет Сильвию и себя, чем уступит меня ей.
И тогда я поступил единственно возможным образом: закатил ей пощечину.
На мгновение глаза Уны расширились, словно она собиралась упасть в обморок, а затем разразилась безудержными рыданиями. Я обнял ее и принялся целовать. В силу странностей женского ума пощечина не только привела ее в чувство, но, казалось, убедила в силе моей любви к ней.
За обедом она вновь выглядела веселой и счастливой и предложила завтра отправиться на экскурсию через реку.
Наутро прихватив с собой корзину с продуктами, мы сели в моторную лодку и пересекли Нил. На другой стороне нас ждал шофер Уны, переправившийся на пароме вместе с машиной — прекрасным, серебристого цвета «роллс-ройсом», и мы поехали к скалистой гряде, тянущейся вдоль границы пустыни, где расположены многочисленные гробницы и храмы.
Наиболее интересный из них — чудесный храм Дейр-эль-Бахри, вырубленный прямо в скале тремя огромными террасами. Он был построен Хатшепсут, величайшей из цариц Египта, своего рода королевой Елизаветой древности. Она жила во времена XVIII династии и вышла замуж за Тутмоса II, оказавшегося безвольным правителем и вскоре отдавшим в ее руки всю реальную власть. В дальнейшем ей удалось свергнуть с престола своего слабохарактерного супруга и объявить себя божественно-избранной наследницей его умершего отца — Тутмоса I. Однако влиятельные жрецы провозгласили ее сводного брата — или быть может, пасынка — Тутмосом III, и эта решительная дама вышла за него
Тутмос III был в весьма юном возрасте и совсем не хотел находиться под каблуком своей властной и немолодой жены. Поэтому он покинул ее и присоединился к находящемуся в изгнании Тутмосу II. Но затем Тутмос II умер, а Тутмос III счел за лучшее вернуться в Египет и отказаться от борьбы. Некоторое время они правили вместе, хотя даже в возрасте сорока лет Тутмос III оставался на заднем плане, а его супруга безмятежно царствовала, сосредоточив в своих руках неограниченную власть.
Самое удивительное, что Тутмос III впоследствии оказался величайшим фараоном в истории Египта. Когда ему было сорок с небольшим, произошло восстание в Сирии, находившейся тогда под властью Египта, и царица позволила ему возглавить армию, посланную для усмирения мятежников. Кампания прошла успешно, и, пока он воевал в Сирии, Хатшепсут умерла. Освободившись, наконец, от помочей своей состарившейся жены — мачехи — сводной сестры, он стал верховным правителем и царствовал еще семнадцать лет, сражался в пятнадцати войнах и раздвинул границы Египетской империи от третьего порога Нила до берегов Евфрата.
Ненависть этого великого завоевателя к своей супруге, в течение двадцати лет державшей его в бездействии, была столь велика, что после ее смерти он искалечил большинство построенных ею памятников.
Но все его усилия стереть память о великой царице оказались тщетны — о ней постоянно напоминают возведенные ею храмы, и самый прекрасный из них — в Дейр-эль-Бахри.
Мы с Уной все утро бродили по храму и его окрестностям, а затем поехали в гостиницу Кука, расположенную всего в четверти мили от храма, съели захваченный из отеля ланч и с удовольствием выпили превосходного кофе.
Потом решили вечером отправиться в Долину Знати, в определенном смысле даже более интересную, чем Долина Царей. Гробницы там гораздо меньше царских, зато темы рисунков значительно разнообразнее. Они не ограничиваются традиционными изображениями умершего фараона в окружении богов, а показывают многочисленные бытовые и семейные сценки из жизни египтян: как они жили здесь, на земле, и как надеялись жить на небе после смерти.
Многие рисунки выглядят столь ярко и свежо, словно выполнены не три тысячи лет назад, а лишь вчера, и египтяне представлены на них так живо, что покров времени приподнимается, и они предстают перед нами добрыми, культурными людьми, во многих отношениях похожими на нас. Вот, например, знатный египтянин, удящий рыбу с лодки, его жена распаковывает корзинку с провизией, а маленькая дочка обвила руками ногу отца, опасаясь, как бы он не упал за борт; вот надсмотрщик на поле, вставший на колени и вытаскивающий занозу из голой ступни девушки-рабыни; вот слепой арфист, игравший для семьи египтянина и теперь наслаждающийся кушаньем.
Одна гробница, — Сенуфера, смотрителя царских садов, — производит особое впечатление. Ее потолок не отшлифован, а оставлен шероховатым и разрисован зелеными листьями с фиолетовыми гроздьями винограда, и при мерцающем свете свечей создается фантастическая иллюзия пребывания в обширном винограднике, плоды которого созрели для сбора. И в каждой гробнице, на дальней стене погребальной камеры изображены муж и жена, и их руки нежно обвивают талии друг друга.
Целый день под палящим солнцем мы карабкались по склонам крутых холмов, в которых вырублены гробницы, спускались по узким и пыльным проходам в кромешную тьму погребальных камер и к пяти часам вечера почувствовали, что совершенно выбились из сил и пора возвращаться в отель.