Сокровище Голубых гор (др. изд.)
Шрифт:
Успокоившись на этой мысли, старик сменил сидевшего за рулем помощника. Хотя у руля и нечего было делать, но к нему продолжали садиться по привычке или по заведенному порядку. Из-за полного затишья плот стоял неподвижно среди морской глади, в ночное время казавшейся огненной от кишевших в ней мириад светящихся моллюсков. Опущенный парус болтался как тряпка.
Ночь прошла, не принеся с собой ничего особенного. Но если бы старый боцман не был так погружен в свои невеселые размышления, он заметил бы, что то один, то другой из заговорщиков потихоньку прокрадывались к спавшим
Старик тщетно надеялся, что вот-вот потянет свежий ветерок, парус наполнится и плот понесется к спасительному берегу. Наступил рассвет, а воздух был так же неподвижен, как все эти последние ужасные дни.
В шесть часов вышел на палубу капитан, и его тотчас же обступила вся команда во главе с Эрмосой, человеком гигантского роста и необычайной силы, в жилах которого, судя по темному цвету его кожи, текло больше индейской, нежели европейской крови, хотя он и носил испанское имя.
С виду матросы были не вооружены, но под одеждой у них были спрятаны ножи, так называемые навахи, распространенные среди моряков Тихого и Атлантического океанов.
— Вы что, ребята? — спросил капитан, пораженный сосредоточенным, а у некоторых и угрожающим выражением лиц молчаливо надвинувшейся на него толпы.
Предчувствуя беду, Ретон поспешил разбудить дона Педро и приготовить оружие.
— Мы собрались требовать, чтобы вы наконец накормили нас, капитан, — с решительным видом заявил Эрмоса. — Вот уж четвертый день, как наши желудки пустуют, и у нас нет больше сил терпеть.
— Если вам удалось ночью наловить рыбы, давайте, я разделю ее между вами поровну, — сказал капитан.
— На что же мы можем ловить ее? Вы сами знаете, что без приманки не поймаешь, — грубо возразил один из матросов.
— Ну, так чем же я накормлю вас, когда вам известно, что у меня ничего нет?
— Мы вам укажем и при этом заявляем вам, капитан, что без какого бы то ни было мяса мы не можем пробыть больше ни одного часа, — резко проговорил Эрмоса.
Дон Хосе побледнел; в его черных глазах вспыхнуло пламя негодования и гнева. Он отлично понял, какого мяса требовала озверевшая от голода команда, но не хотел этого показать, пока люди не выскажутся напрямик. Поэтому, сделав над собой громадное усилие, чтобы не разразиться грозой раньше времени, он скрестил на груди руки и, пристально глядя в глаза лоцману, деланно спокойным голосом произнес:
— Объясни мне, Эрмоса, на что ты намекаешь? Я никак не могу понять твоих намеков.
— Другой на вашем месте сразу понял бы. Говорят вам, что мы голодны. Разве это не ясно, капитан?
— Это-то мне вполне ясно, потому что я и сам голоден не меньше вас, — с ударением сказал капитан. — Ну, и что же следует сделать, по-вашему?
— А то, что ради спасения четырнадцати человек можно пожертвовать одним или двумя. Так было сделано экипажем «Медузы». Мой дед только благодаря этому и вернулся домой.
— Негодяй! — загремел капитан, не будучи более в силах сдерживаться. — Как осмелился ты говорить это мне? Или ты забыл, что перед тобою не слабый, безвольный
— Э, капитан, голод не разбирает, что человечно, а что нет, — возразил Джон. — Если вы желаете умирать с голоду — дело ваше, а у нас на это охоты нет.
— И ты, Джон, записался в людоеды? — с горечью произнес дон Хосе.
— Неудивительно: ведь мы двигаемся к стране людоедов, — насмешничал Эмилио.
— Решайтесь скорее, капитан! — наседал Эрмоса. — Мы дохнем с голоду, но окончательно умирать не желаем.
— Что ж, вы хотите метать между собою жребий?
— Может статься, и до этого дело дойдет, — с мрачной улыбкой проговорил лоцман. — А пока мы решили съесть одного из тех, кто является причиной наших мучений. Без них «Андалузия», наверное, осталась бы цела и мы бы не испытали горя. Сначала мы утолим свой голод ими, а потом, если понадобится, отдадим, кому выпадет жребий, и себя для спасения остальных товарищей.
— Опять намеки? — грозно нахмурившись, заметил капитан. — Говорите ясней, кого вы наметили своими первыми жертвами?
— Имейте в виду, капитан, что мы все как один стоим на этом, — с твердостью заявил Эрмоса, подступая еще ближе и засовывая правую руку под свой широкий красный шерстяной пояс, за которым был спрятан нож.
— Да что же ты все увиливаешь от прямого ответа?! — вскричал дон Хосе. — Говори без уверток!
— Хорошо, капитан, буду говорить прямо. Мы требуем, чтобы вы не препятствовали нам схватить тех людей, которые не принадлежат к экипажу и из-за своей жадности к золоту довели нас до голодовки.
Дон Педро и его сестра, стоявшие за капитаном и от слова до слова слышавшие странные переговоры между ним и его командой, испустили крик ужаса. Но молодой человек тут же взял себя в руки, смело выступил вперед и, обращаясь к матросам, твердо проговорил:
— Это меня, что ли, вы хотите принести в жертву своему брюху?
— Нет, мы предпочитаем вашу…
Сильный удар прямо в лицо, нанесенный капитаном, заставил лоцмана проглотить последнее слово и опрокинуться навзничь.
Испустив яростный рев, его товарищи плотной группой придвинулись к капитану, размахивая перед ним сверкающими ножами. К счастью, в этот критический момент около капитана и его пассажиров появился Ретон с четырьмя карабинами.
— Капитан, дон Педро и вы, сеньорита, берите скорее! — крикнул он, вручая каждому из них оружие. — Только что зарядил. Стреляйте без всякого милосердия в этих негодяев!
Схватив карабин, дон Хосе навел его на толпу и властным голосом громко проговорил:
— Ножи в воду и расходитесь!
Могучая фигура капитана, страшный гнев, исказивший его лицо, не совсем еще утерянный им авторитет и, в особенности, его повелительный голос — все это, вместе взятое, заставило бунтовщиков машинально отступить. Не менее сильно подействовало на них и то обстоятельство, что, кроме карабина капитана, на них смотрели еще три ружейных дула.