Сокровище Харальда
Шрифт:
— Едва ли князь Ярополк станет за нас молиться, даже если и попадет к Богу, — сказала вечером Предслава, когда сестры готовились ко сну. — Ведь если бы не все это, то Киевом сейчас владели бы его потомки.
— Это то есть князь Святополк? — спросила Прямислава.
Елисава неопределенно кивнула. Очень не хотелось опять вытаскивать на свет родовые усобицы, одинаково терзавшие два поколения подряд: и их дед Владимир, и отец Ярослав в борьбе за престол воевали с собственными братьями. И мысль о том, что Володьша, Святша и Севушка
Елисава вышла в верхние сени: ей хотелось спуститься в гридницу и послушать, о чем там говорят. У двери с крыльца как раз показалась знакомая фигура, долговязая и широкоплечая. Услышав шаги, Эйнар обернулся, поймал взгляд Елисавы, помедлил, потом подошел к подножию лестницы.
Она медленно спустилась под его ожидающим взглядом и остановилась, не дойдя двух-трех ступенек. Его лицо, таким образом, оказалось даже чуть ниже ее лица. Они молча смотрели друг на друга: им нужно было что-то сказать, но оба не находили слов.
— Похоже, мы скоро лишимся тебя, Эллисив, — произнес наконец Эйнар. После вчерашней пьянки его глаза опухли, а черты лица казались грубее, но Елисаву это не отталкивало.
Будто во сне, она подняла руку, запустила пальцы в волосы над его лбом и сильно потянула, точно хотела вырвать все разом. Прощайте, серебристые кудри, не для нее им виться! Эйнар ничего не сказал, только зажмурился, словно чувствовал боль и наслаждение одновременно.
— А ты знаешь, жил в Норвегии один человек, его звали Рауд, — зашептала Елисава, отпустив его волосы и чуть наклонившись вперед. — Он любил сестру конунга шведов. Ее звали Рагнгейд, как меня. Мое родовое имя Рагнгейд, ты знаешь? Они убежали вместе в Норвегию и поселились в лесу, и никто о них не знал много лет, пока у них не выросли двое сыновей. А ты мог бы убежать со мной?
— Тебе так не нравится Харальд?
— Мне не нравится, когда все решают за меня. Я сама хочу выбрать, кого мне любить.
— Тебе скоро надоест. — Словно бы против воли, под действием принуждающей невидимой силы Эйнар обнял ее за талию и стал поглаживать, точно не верил, что это сокровище, это сладкое райское яблоко, о котором он не смел и мечтать, само падает ему в руки. — Ты рождена быть королевой, и тебе скоро надоест жить в лесу с таким бедняком, как я.
— Ты боишься его? — требовательно спросила Елисава, пристально вглядываясь в его серые глаза, которые в полутьме казались почти черными.
— Я не боюсь, хотя он, конечно, меня убьет, если поймает. Но я не хочу, чтобы ты всю жизнь попрекала меня тем, что ради меня бросила дом, свой род и целое королевство, которое могло быть твоим.
— Я сама все решила и не буду попрекать тебя за это!
— Тебе так кажется. Харальд заставляет тебя хотеть этого.
— Ну что ты говоришь!
— Я говорю правду, прости, Эллисив. И ты, такая умница, сама это знаешь. Просто тебе это не нравится и ты не хочешь этого признать. Харальд хочет на тебе жениться,
— Так ты отказываешься? — возмущенная его ответом, гневно прошептала Елисава. Уж здесь, казалось бы, она не могла ждать препятствий!
— Если бы ты любила меня, я не задумался бы ни на миг. Клянусь Фрейром, я бы ничего не побоялся, даже смерти. Но ты ведь не любишь меня, это Харальд заставил тебя вспомнить обо мне. Такая жизнь тебя быстро разочарует. Мы только понапрасну погубим себя.
— А я думала, ты меня любишь, — тихо промолвила Елисава. В его словах была правда, и она не могла ее не признать, несмотря на свою досаду.
— Я люблю тебя, — тяжело дыша, ответил Эйнар, и в его глазах под опухшими веками появился страстный лихорадочный блеск. — Люблю так, что надо мной вся дружина смеется. Я уже две головы проломил — тем, кто смеялся слишком громко. Но я не такой дурак, чтобы на что-то рассчитывать. Не мучай меня, Эллисив. Ты ведь знаешь, что это невозможно. Сейчас я скажу тебе «да», я же не идол каменный, я не могу этого выдержать, но даже если это безумие удастся и нас не поймают, мы не будем счастливы. Мы не ровня, такие браки не удаются. Я видел…
Елисава помолчала, глядя ему в лицо, спустилась еще на одну ступеньку и крепко обняла его за шею. Она понимала, что Эйнар во всем прав, хотя, без всякого сомнения, мало кто был бы так благоразумен на его месте. Он и правда любил ее и именно потому отказывался. Кончались последние мгновения ее свободы, когда она принадлежала себе. Елисава торопливо поцеловала его, и Эйнар ответил на ее поцелуй с какой-то лихорадочной готовностью, тоже зная, что это в первый и последний раз. Но даже сейчас Харальд уже был рядом — этим поцелуем Елисава мстила ему за те путы, которые он на нее наложил.
У дверей гридницы послышались шаги и голоса. Мгновенно оторвавшись от Эйнара, Елисава бросилась вверх по лестнице. Кто-то внизу засмеялся, знакомый голос выкрикнул что-то шутливое: вошедшие гриди заметили девичью фигуру в верхних сенях, но никому не могло прийти в голову, что это была старшая княжья дочь. Эйнар что-то отвечал, и в его голосе звучала неприкрытая досада… Елисава захлопнула дверь передней горницы и прижалась к ней спиной. Вся ее девичья воля осталась там, внизу, потерянная навсегда.
Несколько дней прошли в пирах и забавах. Харальд предлагал Ярославу и Фридриху устроить воинские состязания между их тремя дружинами, но понимания не встретил. Щедрой рукой он раздавал подарки из своей добычи, чем заметно сгладил общую настороженность киевлян. К Елисаве Харальд теперь обращался с подчеркнутой учтивостью и вел себя почтительно, стараясь показать, что он не такой неотесанный чурбан, как она, по всей вероятности, подумала. Но Елисава не торопилась проявлять благосклонность и не садилась рядом с ним, когда он ее приглашал.