Сокровище рыцарей Храма
Шрифт:
— Э-э, мамаша! — воскликнул Петря. — Брось эти шуточки. Зови Ваську. Ну!
Камбала хотела ответить Лупану какой-то грубостью, но, заглянув в его бешеные глаза, сдалась. Большой опыт общения с мужчинами подсказал ей, что этот чернявый молодой человек, очень похожий на цыгана, пробьется в бордель силой, если она и дальше будет кочевряжиться.
— Какой нетерпеливый… — примирительно бросила Камбала на ходу. — Жди, сейчас позову…
Ваську она не привела, а почти принесла. Он что-то бессмысленно бормотал и улыбался, как идиот. Но увидев Петрю, Шнырь неожиданно резко протрезвел.
— Друг! — воскликнул Васька. — А
— Понял, — с ненавистью ответил Лупан.
«Неужели Васька проболтался? Убью!» — злобно подумал Петря, и его рука помимо воли скользнула в карман, где лежал большой складной нож.
— Но нам некогда прохлаждаться, — продолжил он с нажимом на слове «нам». — Время поджимает. Собирай свои манатки и потопали.
— Ты что, меня не уважаешь?! — Васька попытался изобразить грозную мину. — Ты мне друг или портянка? Конечно, друг. Кто бы в этом сомневался. Вперед!
С этими словами он цепко схватил Петрю за рукав и потащил его за собой. Удивительно, но Васька, который еще минуту назад, что называется, лыка не вязал, теперь превратился в деятельного и сильного живчика. Лупан поневоле сдался и вскоре оказался в довольно просторной гостиной, где вокруг большого, богато накрытого стола на диванчиках и пуфах сидело много барышень разных возрастов и национальностей. И все они были «жрицами любви».
Там же, в углу возле окна, стояло старенькое пианино, и тапер Шишига, изможденный субъект неопределенного возраста с лысой, как колено, головой и сизым носом в прожилках, наяривал блатную песню «Клавиши»:
…Я впервые с тобой повстречался И увлекся твоей красотой. Я жиганскою клятвой поклялся: «Неразлучны мы, детка, с тобой!» Я, как коршун, по свету скитался, Для тебя все добычи искал. Воровством, грабежом занимался, А теперь за решетку попал…Какая-то особо чувствительная барышня даже пустила слезу — проникновенный голос Шишиги, на удивление сильный и чистый, и впрямь задевал за живое.
…Так прости же, прости, дорогая, Что ты в жизни обманута мной, Что проклятая жизнь воровская. Свой конец ты нашла роковой.— Садись сюда, — сказал Васька, указав Петре на уставленный бутылками и закуской столик в углу — поодаль от гопкомпании проституток, — Выпьем… ик!.. за нашу дружбу и… Ц-с-с!.. — Он опять заговорщицки приложил палец к губам. — Тихо! Никому ни слова!
Лупан машинально выпил. А затем тихо спросил:
— Что у них сегодня за сборище? Выходной, что ли?
— Хе-хе-хе… Выходной… Скажешь такое. У ямских барышень не бывает выходных. Для них жизнь — сплошной праздник. Сегодня они провожают свою старую подругу на пенсион. Вон она, видишь, вся в белом и в кружевах… что твое бланманже.
— А эти барышни… они что, тоже под Камбалой ходят? Многовато…
— Нет, это все товарки той
— Не хило…
— Ну да… Выпьем?
— Некогда здесь рассиживаться, у нас дело, ты не забыл?
— Все будет в ажуре, не беспокойся. Главное, что Графчик теперь нам не помеха. Допьем и пойдем.
Петря сокрушенно вздохнул, но спорить не стал. Ему хорошо было известно, что Васька Шнырь упрямец, каких поискать. Если уж ему втемяшится в башку какая-нибудь блажь, то ее колом оттуда не вышибешь.
Пока они бражничали, действо в «заведении» Камбалы шло своим чередом. С ноги будущей «пенсионерки» сняли туфлю, и каждая из ее подружек положила туда или крупную ассигнацию, или какую-нибудь золотую вещь. Когда туфля наполнилась, все дружно потребовали, чтобы она сняла и вторую, которая тоже вскорости наполнилась деньгами и золотом.
— Это зачем? — тихо спросил удивленный Петря, у которого от жадности загорелись глаза.
— У барышень таков обычай, — ответил Васька. — Если в ход идет вторая туфля, значит, у мадам в белом шибко много «боевых» заслуг… — он хихикнул. — А вот ежели кого они не уважают, то перед той барышней ставят деревянный башмак и ссыпают в него тридцать копеек медью…
Возможно, Васька просидел бы в «заведении» Камбалы до самого вечера, но бандерша вытолкала их взашей — разгулявшиеся барышни хотели провести междусобойчик без присутствия мужчин. Из представителей мужского пола остался лишь один Шишига, но он уже давно не чувствовал потребности в женщинах, а потому барышни считали его всего лишь живым приложением к пианино.
— Потопали ко мне, — предложил Васька. — Продолжим наши посиделки. У меня припрятан штоф оковитой. Правда, со жратвой напряг… Ну да ладно, зайдем на Бессарабку [28] , купим чего-нибудь… — он вдруг ни с того ни с сего захихикал.
Петря хмуро кивнул, соглашаясь. Он не был пьян, хотя выпил немало, и свою главную задачу помнил отлично. Но Лупан также понимал, что сегодня Васька ему не помощник. Еще один день потерян, с тоской думал Петря, наблюдая, как Шнырь устроил спор с торговкой из-за цены на сало. Побалаболив с теткой минут пять, Васька зло сплюнул и пошел дальше, так ничего у нее и не купив.
28
Бессарабка, Бессарабский рынок — крупный крытый рынок, расположенный в центре Киева на Бессарабской площади, которая находится на западном конце Крещатика. Построен в 1909–1912 гг. по проекту варшавского архитектора Генриха Гая.
Затем такая же история повторилась и возле другого прилавка, где торговали домашней колбасой. Закончил Шнырь свои препирательства с торговцами лишь возле больших дубовых бочек с солеными огурцами и капустой. Там он чинно-благородно купил на гривенник разных солений и покинул здание Бессарабского рынка с чувством хорошо исполненного долга.
— Это вся наша закуска? — угрюмо спросил Петря.
— Чудак человек… — Васька снисходительно ухмыльнулся. — А это что?
Он распахнул полы своего пиджака, который был размера на два больше, чем нужно, и изумленный Лупан увидел, что из пришитых с изнанки больших карманов торчат кусок сала, колбаса и две большие тарани.