Сокровище Серебряного озера
Шрифт:
— Хм! Вы говорите весьма правильные речи. Мой конь не обидится, если я сяду наоборот.
Несколько секунд спустя малыш также сидел спиной вперед, чтобы иметь возможность присматривать за краснокожими. Оба потешных всадника теперь смотрели не только на пленников, но поглядывали друг на друга, и постепенно их взгляды становились все приветливей. Прошла еще одна молчаливая пауза, которую все же не смог долго выдержать Хромой Френк. Он заговорил:
— Не думайте обо мне плохо, но хочу спросить ваше имя. Дело в том, что именно так, как
— Где же?
— В моем воображении.
— Черт возьми! Кто бы подумал, что я живу в вашем воображении! Какую плату за поднаем жилья я должен уплатить и как обстоят дела с предупреждением об освобождении помещения?
— Исключительно на ваше усмотрение, но сегодня с воображением покончено, ибо вы сейчас передо мной собственной персоной. Если вы тот, за кого я вас принимаю, то слышал о вас много смешного.
— Ну, за кого же вы меня принимаете?
— За Тетку Дролла.
— А где вы слышали о нем?
— В разных местах, когда бывал там с Виннету и Олд Шеттерхэндом.
— Что? Вы находились в компании этих знаменитостей?
— Да. Мы были там, вверху, в национальном парке, а потом в Эстакадо 48 .
— Гром и молния! Так вы, пожалуй, сам Хромой Френк!
— Да. Вы меня знаете?
— Конечно! Апач часто о вас говорил и еще сегодня, когда мы были у лагеря юта, назвал «маленьким героем».
— Маленьким… героем, — повторил Френк с блаженной улыбкой на лице. — Маленьким героем! Это стоит записать! Вы правильно угадали, кто я, но верно ли мое предположение?
48
События описаны в повестях «Сын Охотника на медведей» и «Дух Льяно-Эстакадо».
— Да.
— Действительно? Сердечно рад!
— Как же вы пришли к этой мысли?
— Ваша одежда сказала об этом, а потом — ваше поведение. Я часто слышал рассказы о Тетке Дролле, исключительно смелой «бабенке», а когда увидел, как управились вы с вождем юта, сразу решил — вы не кто иной, как Тетка!
— Очень лестно! Ну, пожалуй, мы те парни, которые честно исполняют свой долг. Но самое главное для меня другое — говорят, вы земляк Олд Шеттерхэнда?
— Это правда.
— Значит, немец?
— Да.
— Откуда же?
— Прямо из самого сердца Германии! Я саксонец, — просто ответил Френк.
— Черт возьми! Саксонец! Откуда? Королевство? Альтенбург? Кобург-Гота? Мейнинген-Хильдбургхаузен?
— Королевство, королевство! Но вы так точно знаете эти названия… Вы тоже из Германии?
— Конечно!
— Откуда? — спросил Френк, в свою очередь, восхищенно.
— Из Саксонии, а именно, из Альтенбурга.
— Боже ты мой! — воскликнул малыш на своем излюбленном диалекте. — Тоже саксонец! Из Альтенбурга! Мыслимо ли такое! Из самого Альтенбурга или из деревни,
— Не из резиденции, а из Лангенлейбе.
— Лангенлейбе? — Френк застыл с открытым ртом. — Лангенлейбе-Нидерхайн?
— Именно! Вы знаете это?
— А почему же нет? У меня там родственники, самые близкие родственники, у которых я еще в детстве побывал пару раз на ярмарках в годовщину освящения церкви. А какие там ярмарки, в Альтенбургии! Ровно две недели пекутся пироги. А когда празднество подходит к концу в одной деревне, ярмарка тут же движется к следующей. Потому там только и говорят об альтенбургских деревенских блюдах.
— Это верно, — кивнул Дролл. — Я смог сделать больше, потому что лучше действовал. Но у вас есть родственники в наших краях? Как же зовутся те люди и откуда они родом?
— Это самое близкое родство. Вот так! У моего отца была крестница, чья покойная сноха повторно женилась в Лангенлейбе. Позже она умерла, но ее пасынок имел свояка, так вот от него я и происхожу.
— Так! Кем он был?
— Кем угодно. Он был парнем что надо и все доводил до конца. Он служил то кельнером, то церковным служкой, то фельдфебелем гражданской гвардии, то рассыльным приглашений на свадьбы, то…
— Стоп! — прервал его Дролл, схватив за руку. — Как его звали?
— Имя не помню, но фамилия была Пампель. Я всегда звал его кузен Пампель.
— Как? Пампель? Я не ослышался? — крикнул Дролл. — У него были дети?
— Целая куча!
— Помните вы, как их звали?
— Нет, теперь уже нет. Но старшего я еще хорошо помню, ибо он был хорошим малым. Его звали Бастель.
— Бастель, стало быть — Себастьян?
— Совершенно верно, поскольку Себастьяна по-альтенбургски называют Бастелем. Я полагаю, его еще звали Мельхиором — имя в Альтенбургии очень распространенное.
— Верно, все верно! Именно Себастьян Мельхиор Пампель! Знаете, что с ним стало?
— Нет, к сожалению, нет.
— Тогда взгляните на меня!
— Зачем?
— Я и есть то, что из него получилось!
— Вы… вы? — удивился малыш.
— Да, я! Я был Бастелем и знаю точно, что у нас на ярмарках бывал двоюродный брат Франке из Морицбурга, позже ставший помощником лесничего.
— Это я, собственной персоной! Значит, здесь, здесь, в дикой глуши, мы встречаем людей одного рода-племени, да еще и кузенов! Кто бы поверил! Иди сюда, братец, я должен прижать тебя к груди!
— Да, я тоже спешу к тебе!
Оба перегнулись в седле навстречу друг другу, но, чтобы совершить задуманное, им пришлось преодолеть некоторые трудности.
Мрачные индейцы, по меньшей мере, с удивлением глядели на обоих, но те не обращали никакого внимания на разукрашенные лица краснокожих, ибо скакали рука об руку спиной вперед, пребывая в счастливом детстве. Они, пожалуй, могли так беседовать целую вечность, если бы не произошла заминка в пути. Всадники достигли конца расщелины, которая теперь выводила в каньон пошире.