Сокровище тени
Шрифт:
И как раз в этот миг — чудо или авария в сети? — освещение в комнате становится красным. Из горшка вырывается огромный язык пламени и плотный дым. Путешественник злобно хохочет. Полицейские внезапно выходят из транса и жмутся, испуганные, дрожащие, к стенам, царапая их, словно хотят залезть наверх.
— Нееет! Последний огонь! Геенна! Дьявольское алхимическое всеочищающее пламя! На помощь!
Задняя часть их брюк окрашивается коричневым. По ногам течет густая желто-оранжевая моча. Бледные лица делаются зелеными. Ужас их так велик,
И вдруг входит посыльный в пожарной каске, резиновом плаще, с ведром воды. Он спокойно выливает ее в горшок. Теперь освещение вновь белое. Пламени больше нет. Посыльный голосом чревовещающей куклы объявляет:
— Пожар потушен!
Переведя дух, полицейские бросаются на калеку, волокут его в дальний угол и скрывают своими телами.
— Ради нашей святой матери-шлюхи, берегись! Философский камень в его желудке дает ему всевластие Высшего Сознания! Стоит ему сказать «тараканы», и мы будем раздавлены мириадами этих противных тварей!
Путешественник угрожающе рисует в воздухе какие-то лабиринты.
— Да, падаль в погонах! Я говорю «свиньи»! Свиньи! Пусть явится стадо свиней — с копытцами, пятачками, хвостами в виде штопора, щетиной и визгом похотливых ангелов!
Полицейские еще сильнее налегают на посыльного и дрожат, пока не становятся похожими на большой кусок желе.
— На помощь! Берегитесь нашествия священных свиней, гласит новое евангелие! «Излюбленная пища священной свиньи — мясо полицейских»! Снизойди к нам, Центральное Сверхуправление, выручи нас!
На губах путешественника появляется густая пена. Вены на шее, уже вздувшиеся, кажется, вот-вот лопнут. Голос у него тонкий, как нескончаемая булавка:
— Свиньи! Хочу свинеееей!
Посыльный выбирается из объятого ужасом клубка и, коварно усмехаясь, растопыривает пальцы и обмахивается.
— Чушь, друзья мои! Этот самозванец ничего не глотал! Единственное, что появилось, — вши у него на голове. Дело в том, что мы ошиблись дверью. Алхимические сокровища лежат в мини-баре соседнего номера.
Путешественник снова заворачивается в пыльный плащ, словно тот дает ему защиту.
— Ложь! Я проглотил их! Вот доказательство: я сказал «огонь», и из горшка вырвалось пламя!
Однорукий коротышка встает на цыпочки и презрительно хлопает постояльца по лбу.
— Пьяный дурак, здесь полно светляков… В твоей моче столько спирта, что искра одного из них воспламенила ее. А вы, легковерные полицейские, не теряйте здесь времени. В соседнем номере заперся какой-то тип. Может быть, это шпион каббалистов.
Слышится звук сирены в другом мини-баре. Посыльный рвет на себе волосы.
— О-о! Случилось то, чего мы так боялись: сын лжедевственницы вскрыл наш мини-бар! Быстро! Спешите, ломайте дверь, пока он не проглотил священные алхимические предметы!
Спотыкаясь о путешественника, который падает на пол, полицейские выбегают прочь, а за ними и посыльный. Слышно, как они молотят
— Роза!
И безуспешно ждет, что на ладони возникнет роза. Потом набирает в легкие воздуха и кричит:
— Рооооза!
Но ничего не происходит. Он кричит громче, несколько раз «Роза!», потом устает и падает ничком на кровать. Зарывшись лицом в подушки, он рыдает, как ребенок. Душераздирающий плач гаснет в облаке пыли, а в горшке между тем начинает расти роза. Она вытягивается все выше и выше.
Худосочное освещение, точно под воздействием магнита, сосредотачивается на цветке. Путешественник же все рыдает в полумраке.
188. ЗОЛОТЫЕ СЛЕЗЫ
Когда случилось это необычайное и счастливое событие, все члены семьи предложили разные объяснения его причин. Донья Луиса, мать, считала, что ребенка в лоб ужалила золотая стрекоза; дон Луис, отец, полагал, что малыш проглотил несколько семечек радиоактивной айвы; бабушка, вдова, верила, что дело в статуе святого Иакинфа, при последних словах мессы упавшей на голову Домингито; брат Маурус, дядя по матери, — целомудренный не только стыдными частями тела, но и всеми пятью чувствами, — настаивал, что начало этому положила чудесная облатка, съеденная мальчиком. И наконец, Никомед, дядя по отцу, упрямый выпивоха, твердил, что виной всему ангел-хранитель ребенка, закоренелый педераст. Что бы там ни было, правда заключается в том, что однажды утром Домингито проснулся, плача золотыми слезами.
Дон Луис решил было, что это обычный гной, но твердость слез и отсутствие дурного запаха породили в нем сомнения. Он собрал их и отнес в ближайшую ювелирную лавку. «Двадцатичетырехкаратное золото, то есть чистое! — сообщил ему ювелир. — Я покупаю все». Черт, пачка банкнот от ювелира позволит ему внести трехмесячную плату за квартиру! И дон Луис побежал домой расспрашивать сына.
— Домингито, что тебе снилось? Ночной кошмар? А если ты уснешь сейчас, увидишь его снова?
Донья Луиса, бабушка и оба дяди (брат Маурус, извещенный о чуде по телефону, сел на мотороллер и немедля примчался к родственникам), столпившиеся позади дона Луиса, бросали на мальчика, как и он, озабоченные взгляды.
— Не знаю. не помню. Мне ничего не снилось. Отведите меня в школу.
— Непослушный мальчишка! Говорят тебе, ты должен снова заснуть!
— Но я спал всю ночь. Хочу встать.
— Нееет!
Ребенок попытался подняться, но десять рук удержали его в постели. Домингито заплакал. Из его глаз хлынули две золотые реки!
Взрослые собрали драгоценный металл, кудахча от счастья. Малышу не надо было спать и видеть сны: каждый раз, когда было из-за чего плакать, показывались золотые слезы.