Сокровище троллей
Шрифт:
Авипреш задохнулся — так яростно всплеснулось вокруг прошлое. То страшное прошлое, которое заледенело здесь в каждом прибрежном валуне, в каждом стволе дерева, в каждой голой ветке.
Показалось, что первым, хохоча, бежит Сарторш, помолодевший, полный злобной силы негодяй Сарторш…
Оторопь нахлынула — и тут же исчезла. Девушку надо было спасать.
Пасечник закричал, но старческий, слабый, бескрылый оклик рухнул в снег за околицей мертвой деревни, не долетев до преследователей.
Авипреш позвал было лесовиков,
И тут у тихого, доброго старика впервые за десятки лет из горла с хрипом вырвалась черная брань.
Авипреш рывком выдрал из покосившегося забора кол и заковылял вслед за парнями. Он не думал о том, что раззадоренные, разошедшиеся насильники попросту намнут бока непрошеному защитнику. Не думал о том, что трухлявая палка — ненадежное оружие, особенно в старческих руках.
В мыслях было одно: он не успевает, он опять не успевает, он не сможет помочь девушке…
Будь на Айки прежние разбитые башмаки, ей бы далеко не убежать. Но добрая госпожа Дагерта подарила девушке свои старые сапожки — и Айки легко, как олененок, летела по неглубокому снегу.
Но за олененком неслась волчья стая. Парни были сильнее и выносливее Айки. Вино ударило им в голову, а не в ноги. Девушка понимала: догонят!
Топор, без которого она с детства не выходила за ворота, остался на постоялом дворе. Лисью шапку Дождика она взяла с собой, а про топор даже не вспомнила.
Уже близка была старая ива. Айки неслась к ней, не жалея сил, словно дерево было вехой спасения.
И не удивилась, вылетев на обрыв и увидев внизу знакомую тонкую фигурку.
— До-о-ождик!
Стала спускаться, сорвалась, кубарем полетела по склону на лед. Дождик помог ей встать.
А с кромки обрыва уже кричал Хиторш:
— Поймали мы их, парни, догнали! Говорил я, что эта сучка к своему кобелю спешит! А вот мы покажем, что в эту игру лучше, чем он, играем! А из кобеля тесто замесим!
— Бежим! — дернула Айки своего друга за рукав. Она понимала, что он ей не защита.
А Дождик молча глянул на стоящего над обрывом парня. Затем обернулся к Айки.
Девушка ахнула. Рядом с ней стоял не Дождик.
То есть Дождик… кажется… но…
У ее друга никогда не было такого ледяного, такого страшного взгляда!
До этого мгновения Дождик не знал, что такое ненависть. Даже когда в Новых Выселках мальчишку-батрака отлупили за то, что целовался с местной красоткой — и тогда не было в душе ненависти. Лишь боль и тягостное недоумение: как же можно так? И когда сама красотка на прощанье презрительно расхохоталась ему в лицо… да, была обида, но ненависти в сердце не нашлось.
А сейчас снизу вверх глядел на раскрасневшуюся, злую, веселую рожу… как же он раньше не замечал, до чего Хиторш похож
Для Дождика два лица слились в одно. Насильник и убийца вернулся на берег речки, которую до самого дна залил горем и тоской.
Дождик судорожно, зло вздохнул — и ответили ему ива, обрыв, кусты на другом берегу, сизый лед, черная вода подо льдом.
Нет, не ответили — Дождик отразился в них… опять не так: он сам был ивой и берегом, льдом и водой. Он был рекой Безымянкой.
Гнев и радость сошлись в душе юного водяного, как холодное и теплое течение.
А те придурки на берегу — на его берегу! — еще ничего не поняли. Двое незнакомых парней полезли с обрыва вниз, цепляясь за сучья старой ивы.
Дождик презрительно усмехнулся — и старые, заскорузлые ветви ивы обрели гибкость, оплели, опутали непрошеных гостей. Те задергались, затрепыхались, пытаясь разглядеть, за что они зацепились одеждой.
— Эй, вы чего там? — не понял Хиторш.
Не обращая на него внимания (куда он денется!), Дождик обернулся к перепуганной девушке. Подмигнул ей:
— А ну-ка, в сторонку — и не мешай!
И оттолкнул Айки от себя.
Вроде бы и не сильно толкнул, но лед, который только что был шершавым и заснеженным, вдруг стал под ногами скользким, как политая в мороз водой дорожка, по которой катаются малыши. И, словно в детстве по такой дорожке, Айки полетела через Безымянку к другому берегу. Удержалась на ногах, развернулась в скольжении у валуна, плюхнулась на него. И тут же ее обнял ветвями прибрежный ракитник — то ли укрыл от опасности, то ли удержал, чтобы в драку не полезла.
А Дождик нашел взглядом ошарашенного Хиторша — и хлопнул в ладони.
Край обрыва обрушился под сапогами Хиторша. Парень скатился по обрыву вместе с кучей мерзлой земли и, проехавшись животом по льду, оказался у ног Дождика.
Новый хозяин Безымянки легонько притопнул сапожком.
Хиторш в ужасе закричал, увидев, как перед лицом его трескается, вспучивается пузырем лед. Словно гигантский кулак ударил снизу в стылый панцирь.
Лед разлетелся осколками, над ним взлетел фонтан темной воды и донной грязи. Он легко подхватил Хиторша, приподнял, ударил о кромку уцелевшего льда — и накрыл, оглушил, уволок на дно.
Дождик стоял на самом краешке ненадежной, потрескавшейся ледяной корки и хладнокровно смотрел, как расправляется Безымянка с его врагом. Бурая жижа то валяла и катала Хиторша по мелководью, в смеси ила и ледяного крошева, то вновь затаскивала на глубину и топила, топила, топила. Искаженное смертным ужасом лицо парня поднималось на поверхность, он глотал воздух и снова скрывался под водой.
И погибнуть бы Хиторшу, гнить под корягой у берега… да поднял речной хозяин взгляд на обрыв. А там стоял, опираясь на палку, подоспевший пасечник Авипреш. И глядел сверху вниз на расправу.