Сокрушитель
Шрифт:
— Нет, ну ведь если бы я не кричал! — яростным шепотом обратился вдруг Василий к плите люка. — Ведь кричал же! Про летающую тарелку! Кричал? — Он обернулся к Ромке.
Тот вроде сидел в прежней позе: сгорбившись и сцепив руки на коленях.
— Ну, кричал… — нехотя согласился он.
— Так какого же ты?
Ромка досадливо боднул стриженой головой колени и не ответил.
Василий крякнул, сдвинул козырек на глаза и, болезненно скривившись, в который уже раз оглядел окрестности. Похоже, кроме гигантских колонн, других источников
— Нет, — решил он наконец. — Не делом мы занимаемся. Еще, не дай Бог, повредим чего-нибудь.
— Что ж, сидеть и ждать?
— Сидеть и ждать. — Василий пригнулся и полез в скопившуюся под днищем темноту. Нащупав рубчатый лапоть посадочной опоры, сел и привалился к металлической лапе спиной. — Если прихватили по ошибке — так вернут, а если для чего другого…
Он замолчал, явно прикидывая, на кой пес они могли понадобиться инопланетянам, и, судя по раздавшемуся из темноты вздоху, ни до чего хорошего не додумался.
— М-да… — сказал он наконец. — Ну ничего, Ромк!
Вернут. Обязаны.
— Обязаны… — язвительно проговорил Ромка. — А может, у них здесь такой же бардак, как у нас!
— Ничего себе бардак! — возразил Василий. — Вон какой хренотени понастроили, а ты говоришь — бардак! Тут не бардак, тут порядок. Цивилизация…
Разговор прервался, и в огромном зале стало как будто еще темнее.
— Вообще-то, конечно, всякое бывает, — не выдержав молчания, снова заговорил Василий. — В прошлом году на металлургическом штабелировщик уснул на площадке, куда ковши отсаживают… В нетрезвом состоянии, конечно… Ну и поставили на него, не глядя, двадцатипятитонный ковш. Так розыск объявляли — пропал человек… А ковш там еще целый месяц стоял… — Произнеся это, Василий возвел глаза к угольно-черному днищу, в котором паутинчато отражались далекие заросли слабо мерцающих колонн. Летающая махина, надо полагать, тоже весила не меньше двадцати пяти тонн, да и вид имела такой, словно собирается здесь простоять как минимум месяц.
История о раздавленном штабелировщике произвела сильное впечатление. Ромка уперся ладонями в покрытие и рывком подобрал под себя голенастые ноги. Встал. Вышел, пригнувшись, на открытое пространство. Телефонная трубка торчала у него из кармана, и крысиный хвост провода волочился по стеклистому покрытию.
— Так? Да? — сдавленно спросил Ромка у запертого люка и вдруг, выхватив трубку, ударил что было силы наушником в броню. Брызнула пластмасса.
— Ты что, сдурел? — рявкнул Василий.
— Откройте! Козлы! — захлебывался Ромка, нанося удар за ударом. — На запчасти, блин, раскурочу!
Метнул в бесчувственную плиту остаток трубки и лишь после этого малость опомнился.
— Вот только одно и можешь… — злобно заворчал на него из-под тарелки Василий. — Ломать да ломать… Ты за всю жизнь хоть одну вещь своими руками сделал?
Ромка стоял понурившись. (Рост — выше ста восьмидесяти пяти; телосложение — сутулое, худощавое;
— Может, еще сверху посмотреть? — шмыгнув носом, расстроенно проговорил он. — Там вроде наверху какая-то фигня торчала… Подергать, покрутить…
Он вытер ладони о джинсы, приподнялся на цыпочки и, взявшись за покатый край летающей тарелки, попробовал за что-нибудь уцепиться. Уцепиться было не за что.
— Подсадить, что ли? — хмуро спросил Василий и, кряхтя, выбрался из-под днища.
Он присел и принял в сложенные вместе ладони Ромкину ногу. Поднял до уровня груди, подставил погон, потом уперся широкой ладонью в тощую Ромкину задницу и затолкнул его одним движением на крышу.
— Ну что? — спросил он, отступая на шаг.
Ромка пыхтел и не отвечал — он полз на животе к центру покатого и, наверное, скользкого купола. Вскоре на фоне гигантских мерцающих колонн обозначился его согнутый в три погибели силуэт. Видно было, как он, за что-то там ухватясь, покрутил, подергал… Василий хотел отойти подальше для лучшего обзора, но тут послышался легкий треск, силуэт неловко взмахнул длинными руками, в одной из которых мелькнуло что-то непонятное, и Ромка, съехав на ту сторону, с воплем шмякнулся на пол.
Когда Василий, обежав тарелку, подоспел к нему, Ромка уже сидел и потирал, морщась, ушибленное бедро левой рукой. В правой у него было (Василий включил фонарик) что-то вроде квадратного металлического зеркальца на полуметровом стержне.
— Вот, — виновато сказал он. — Отломилось…
— Да что ж ты за человек такой! — процедил Василий. — Руки у тебя или грабли? За что ни возьмешься — все ломается! Может, она теперь летать не будет без этой хреновины?
— А там еще одна такая есть, — сказал Ромка.
Василий открыл было рот — выложить все, что он думает о своем косоруком спутнике, но тут по темному залу беззвучно прозмеился огромный огненный знак, причем один из его языков вильнул им прямо под ноги. Василий от неожиданности подскочил, а Ромку подбросило с пола.
— Берегись! — рявкнул вдруг Василий. — Уйди на хрен!
Он схватил за шиворот только что успевшего встать на четвереньки Ромку и отволок шагов на пять прочь.
Летающая тарелка оживала. По выпуклой броне уже вовсю бежали, потрескивая, фиолетовые электрические
Разряды. Округлая черная глыба неспешно всплыла над полом, потом остановилась, и мрак под днищем зашевелился — бронированная черепаха подбирала конечности и смыкала клюзы. Затем, приглушенно взвыв, крутнулась — мощно, как турбина, — и, обдав лица волной озона, ушла ввысь стремительным неуловимым броском. А вот куда делась потом — понять трудно. Такое впечатление, что испарилась на полдороге.
А по полу прозмеился еще один иероглиф — на этот раз изумрудный. Правда, теперь уже никто не подпрыгнул: хмуро переглянулись — и только.