Сокрушители
Шрифт:
Не соизволив повернуть головы. Дана сказала:
– А чего иного ждали? Сначала юная девица взводит вас, точно пружину часовую; потом вы являетесь в мой номер, сжигаемый похотью, - и бедной хозяйке дома запрещено чуток поиздеваться над кровожадной гориллой? Благодарите Бога за то, что я не подняла визга и не отхлестала вас по щекам.
Дана мотнула головой, черные волосы хлынули на плечи настоящим потоком. Они выглядели еще лучше, чем я предполагал. Подняв обе руки, Дельгадо расстегнула "молнию", осведомилась:
– Не пособите ли выбраться из платья? Но умоляю: не вздумайте
Придвинувшись поближе, я подчинился.
– О, сколь неописуемое измывательство!
– с горечью молвил я.
– Что за бездна зверства притаилась в очаровательной плотской оболочке! Вы просто злая стерва, Дельгадо... Сучка, простите за выражение.
– Женщина, - поправила она.
– И зовут меня Даной.
Продолжая глядеться в зеркало. Дана опустила руки, дабы облегчить мою приятную задачу, дозволить платью беспрепятственно соскользнуть на талию. Затем алая материя обрушилась на пол, и Дана шагнула в сторону.
– Подними, пожалуйста, и определи в шкаф...
– Слушаюсь.
– Нет, не на крючок. Расправь и приспособь по-людски, чтоб не измялось.
– Повинуюсь.
Расправив платье и водрузив его по-людски, я прикрыл дверцу. Дана, стоявшая в кружевном белье, со свободно падавшими волосами, казалась самым соблазнительным созданием на свете.
У нее достало сообразительности понять: полураздетая дама не может сохранить вид гордого достоинства; даме остается лишь предстать обворожительной и томной.
– Так-то лучше, - промолвила Дана.
– Гораздо лучше, дорогой. Пожалуйста, присмотрись ко мне... Ко мне, понимаешь, - а не к Сандре Хелм, с которой ты воспретил себе переспать. Я не тень этой девицы; я - это я...
– Присмотрелся. Всецело обращаю внимание лишь на тебя.
Дана улыбнулась и приблизилась.
– Не всецело, но довольно и этого. Этого и впрямь было довольно.
Глава 19
Я проснулся во мраке ночном от женского плача. И удивился. Дана отнюдь не смахивала на сентиментальную особу - тем паче, на истеричку. Рыдания не казались пароксизмом печали, горечи, либо чего-то подобного. Темноту оглашали только редкие, приглушенные всхлипы.
Лежа на спине, я тихо сказал:
– Если плачешь из-за меня - прости; вовсе не хотел обидеть. Ни в малой мере, клянусь.
– Д-дай салфетку... Их н-на с-столе много...
– Лампу зажечь?
– Н-не возражаю.
Щёлкнув кнопкой выключателя, я протянул женщине мягкий бумажный прямоугольник, помолчал, пока Дана отерла глаза и щеки, высморкалась, втянула воздух.
– Из-за меня?
– Нет...
– Утешить могу?
– Н-нет... Извини, что разбудила.
– Как раз вовремя, - ответил я, поглядев на часы.
– Пора вставать, убираться к себе в номер и вещи укладывать. И душ, между прочим, принять невредно перед отъездом.
Плакала Дана очень опрятно; по крайности, не казалась, подобно многим иным, распухшим, побагровевшим от слез чучелом. Просто милая дама, которую что-то гложет. А кого не гложет? Лия Варек тоже рыдала в
Странно: я чувствовал себя изменником. Хотя и не могу сказать, кому, собственно, изменил. Должно быть, себе самому. Дон-Жуан Хелм... Оставалось утешаться тем, что, во всяком случае, держал лапы подальше от Сандры. Стойкость моя половая весьма невелика, однако на невестку ее хватило. Слава Богу.
Дана отбросила со лба непослушную прядь волос, поправила сбившуюся бретельку, села, опираясь на подушку.
– Успокоилась?
– полюбопытствовал я, легонько чмокая женщину в висок. Дана кивнула.
– Прости... Мне с тобою было очень хорошо. Чуточку... бурно - и все же великолепно. Понятия не имею, отчего проснулась в такой тоске. Tristesse [10] накатила откуда ни возьмись... Уже все в порядке. Тебе и правда нужно идти?
Учитывая обстоятельства, ответить я мог одним-един-ственным образом. И ответил. Отвечать пришлось добрых двадцать минут, учитывая пролог и эпилог...
Побрившись, вычистив зубы, приняв теплый душ, одевшись и собрав немногочисленные пожитки, я спустился в вестибюль, оставил саквояж у ночного портье и обнаружил: приступ голода накатил десятью минутами раньше, чем возникнет возможность проглотить сандвич. Некоторые впадают после совокупления в глубокую меланхолию, [11] у некоторых разыгрывается аппетит. Я отношусь к последним.
10
Печаль, грусть, уныние (франц.).
11
Так называемая tristitia post coitus (лат.) - довольно частая и вполне естественная реакция чисто физиологического свойства. Упоминается Куприным в романе "Яма".
Для самых ранних пташек в углу пристроили титан с горячим кофе. Подле титана теснились пластмассовые чашки, пакетики сахара и растворимых сливок, больше напоминающих толченый мел - и по виду, и по вкусу. К счастью, я предпочитаю пить кофе черным.
К тому времени, когда я препроводил горячую коричневую жижу в недра желудка, исхитрившись при этом не обжечься чересчур больно, двери гостиничного ресторана распахнулись. Я вступил в желанный чертог, утвердился в углу, за столиком на двоих, окликнул официанта. Ресторан отдаленно походил на застекленную веранду в усадьбе Вареков. Только Лии не доставало...
Я вздохнул. Никчемный из меня, пожалуй, развратник... Привязчивый. Слюнявый...
Вместо Лии появилась, разумеется, Дана Дельгадо - посвежевшая, стройная, гибкая, облаченная в бордовые брюки и джемпер. Я обнаружил, что ностальгические воспоминания быстро блекнут и ускользают прочь.
– Саквояж у портье, рядышком с твоим, - сообщила Дана, присаживаясь напротив. Как и приличествует истинному джентльмену, я потрудился встать и самолично придвинуть ей стул.
– Здесь уютно, да?
– спросил я, глядя женщине прямо в глаза.