Сокрытые лица
Шрифт:
Граф Грансай внезапно осознал, что в горячей хватке у него – некий холодный и неприятный предмет, и глянул вниз: то была рука Фосере. И он сжал ее сильнее! Тут Рэндолф дал сигнал на посадку.
Британский лейтенант и второй лейтенант подбежали встретить Грансая. Вскоре он сошел с самолета и сказал:
– У нас на борту убитый.
Пока выносили и клали на землю тело Фосере, солдаты стояли неподвижно, по стойке «смирно», а небо меж тем заплело тихими, перепутанными пучками мощных прожекторов, рисовавших громадные кресты, и в их затейливых тенетах, казалось, можно было прочесть знаки порицания буйных страстей человеческих
Граф Грансай остался на Мальте на неделю, без помощи Фосере, лишь под руководством осмотрительных советов д’Ормини. Его планы, воплощенные смело и без малейшего внешнего ограничения, в безрассудстве и опасности, увенчались невероятным успехом. Он сможет вернуться в Северную Африку с победой.
Рэндолфа, успешно сбросившего двоих парашютистов над Калабрией, подбили на обратном пути, и обломки его самолета, выловленные в море, были опознаны без всяких сомнений. Письмо, переданное им графу Грансаю, гласило:
У меня сильное предчувствие, что мое калабрийское задание станет последним. Если так и случится, прошу Вас, как только доберетесь до Нью-Йорка – доставьте крест, хранящийся в этой коробке, Веронике Стивенз, сообщите ей новость и скажите, что я не забывал ее ни на миг. Вероника Стивенз не любовница мне, не невеста и даже, в общем, не друг, поскольку мы познакомились, когда я носил шлем, и иногда случайно встречались в подвале при постоянных авианалетах на Париж. За время этих встреч она, тем не менее, похоже, сильно мною увлеклась. Спасибо и удачи нам обоим.
Джон Рэндолф
Грансай прибыл на виллу д’Ормини поздно вечером. Князь и Сесиль Гудро ожидали его в лихорадочном нетерпении.
– Моя миссия завершилась совершенно успешно, – сказал Грансай, вновь увидев друзей. И добавил: – Фосере погиб по дороге прямо у нас в самолете. Рэндолфа сбили, когда он возвращался из Калабрии. А у вас что происходит? – спросил он, тут же забеспокоившись от сдержанного, вернее – почти безразличного приема, оказанного д’Ормини его новостям.
– Арабский бунт утоплен в крови, – осторожно молвила Сесиль Гудро.
– Бруссийон в тюрьме, – вздохнул д’Ормини, глубоко озабоченный и внимательно наблюдавший за реакцией Грансая.
– Скверно, – сказал тот сухо и добавил сурово, с упреком: – Зря вы сейчас все это мне рассказали. До утра ничего поделать нельзя, а мне совершенно необходимо поспать. Я смертельно устал.
– Нам надо было сообщить вам сейчас, чтобы вы не пошли ночевать на яхту. Вам следует остаться здесь – просто из соображений безопасности, – заметил д’Ормини. – Нас подозревают, за нами следят со дня вашего отъезда. Арабы на службе у полиции постоянно приглядывают за домом.
– Посплю тут, – сказал Грансай, – на яхте буду чувствовать себя узником своей же охраны.
Он ушел наверх и лег. В восемь часов утра уже проснулся и сразу отправился на яхту, решив отпустить охрану. У пристани он нашел на песке воздушного змея, рядом – аккуратно смотанная бечевка. Грансай, чей своенравный характер в напряженных
Поднялся свежий утренний ветерок, а граф Грансай, израсходовав за неделю на Мальте сверхчеловеческое количество сил, хоть и повторял себе, что следует хорошенько обдумать сложившуюся тяжелую ситуацию, никак не мог сосредоточиться или даже увлечься этой мыслью. Он рассеянно размотал несколько витков бечевки, приделанной к подобранному на песке змею, и пустил его по ветру. То давал ему волю, то тянул к себе, то вновь отпускал. Небо хранило полную безмятежность – ни единого облака, кроме ромбовидного, капризного клочка, удерживаемого бечевкой, то трепещущего, то неподвижно парящего.
– Пленный! – воскликнул Грансай, думая о другом, и снизошел отпустить своего тряпичного летуна еще на несколько локтей, будто тот давно молил об этом.
Когда второй помощник капитана сообщил графу Грансаю, что его срочно просит к себе князь Ормини, Грансай призвал канониссу и сказал, препоручая ей змея:
– Держите, пока я буду на берегу, да не спутайте бечевку!
– Ну и Грансай – обожаю его, ничего не могу с собой поделать! – воскликнул д’Ормини, ворвавшись с воздетыми к небу руками в комнату Сесиль Гудро. – Знаете, чем он занят? Ни за что не догадаетесь!
– Ну говорите же! – вскричала Сесиль, и напуганная, и позабавленная несдержанностью, какую князь позволял себе редко.
– Так вот, – сказал он, утопая в глубоком кожаном кресле из старой Англии. – Граф Грансай запускает воздушного змея! Вы только посмотрите, посмотрите! Это не моя фантазия. Я не в состоянии такое выдумать. – Он ткнул в окно. Но Сесиль Гудро уже смотрела на яхту в заливе и воскликнула:
– Это неслыханно! Однако не граф, а канонисса держит бечевку.
– Граф отдал ей бечевку, ибо я только что послал за ним. Ему попросту необходимо понимать всю опасность ситуации. А то ли еще будет. Эта возня со змеем тянет за собой длинный хвост. Потому что Грансай забрал эту игрушку, нимало не озаботившись спросить, чья она. И сейчас у нас на кухне юный араб, увидевший своего змея над моей яхтой, вопит что есть мочи, что у него украли змея, и мне просто интересно: этот юнец – из тех, кому платит полиция, и не использует ли он этот свой, как его там, чтобы сигнализировать gendarmerie на другом берегу залива…
Тут в комнату вошел граф Грансай.
– Вы и впрямь раздуваете из мухи слона, – перебил он, – я только что дал этому мальчишке сто франков, и он ушел, рот до ушей.
Воцарилась неловкая тишина, и Ормини сказал наконец:
– Не хотелось говорить вам вчера вечером. Власти категорически отказались визировать ваши дипломатические документы, и ваш выезд в Америку с нами невозможен. Нам нужно действовать быстро, ибо завтра в пять вечера «Франсуа Коппе» отплывает в Южную Америку. Я настаиваю, слышите, настаиваю на вашем отбытии вместе с нами. Оставаться здесь для вас равносильно самоубийству. Ни Сесиль, ни я вас тут одного в окружении врагов не бросим!