Соль любви
Шрифт:
Я забредала в сугробы, загребая ногами снег. По детской привычке. За мной каньонами тянулись глубокие человеческие следы. Мне не хотелось приходить домой заранее, пока не вернулся Гера. Я не знала, что делать в своем доме. Сначала я приходила с занятий, ложилась на кровать поверх одеяла и смотрела в потолок, скрестив на груди руки. Зимой рано темнеет, потому я покрывалась серой пылью. Серой, невзрачной пылью. Ее трудно заметить сразу. Она маскируется под сумерки. Возвращался
Зачем покрываться серой пылью, если можно этого избежать? Вот я и бродила по снежным сугробам.
– Катя! Катя!
Я услышала за собой чужой голос. Ко мне бежал незнакомый парень. Он остановился в нескольких шагах от меня, а я его уже узнала, хотя его загар побледнел под зимним солнцем. Я наклонила голову и улыбнулась. Его лицо заливала кровь, делая кожу похожей на чай каркаде, заваренный с корицей.
– Я Катя, – коварно сказала я. – А ты кто?
– Не узнала, – потерянно отозвался он.
Он стоял в сугробе по колено в снегу и не знал, куда девать руки. Они дрожали так же, как в то, почти забытое время.
– Узнала! – рассмеялась я.
Он стоял и молчал. Проглотил язык, совсем как я. В ту, нашу первую, настоящую встречу.
– Шляешься по сугробам? – спросила я.
– Да, – он глянул на свои ноги по колено в снегу. – Как ты.
– Нет. Не так. Я оставляю каньоны, а ты овальные дыры. К твоей стоянке труднее добраться.
– Ты стала еще красивей, – ответил он.
– Это зима, – объяснила я. – Давай я научу тебя делать каньоны.
Он рассмеялся. И мы пошли с Корицей выписывать человеческие узоры на холодной стекловате. Нелегкое это дело, выписывать узоры на снегу. Самое трудное ломать верхнюю корочку на сугробе, если она заледеневает защитной броней. Мы нахохотались и вспотели, будто перепахали весь земной шар. И свалились на сугробы без сил. Корица смотрел на меня, я на него.
– У меня нет девушки, – внезапно сказал он. – Как мы расстались, так и не было. До тебя были, после тебя никого.
– Хочешь, я сниму заклятие? – рассмеялась я.
Он не улыбнулся в ответ.
– Почему ты меня бросила? Я что, вещь? – спросил он.
Он повторил мои слова точь-в-точь. Замкнул круг. Я этого не ждала. Все забывали меня, а, оказывается, я тоже забывала. Совсем. Я не вспомнила о Корице ни разу с тех пор, как мы расстались.
– Я тебя не бросила, – сказала я. – Просто ты попал в прямоугольник солнечного света. Я их терпеть не могу.
Он вглядывался в мои глаза, будто что-то искал. Разве я могла объяснить чужому человеку, какая я?
– У меня
– Что мне делать? – спросил он.
– Пойдем ко мне чай пить. Греться. Я не так давно выздоровела от пневмонии.
– Пойдем.
Мы смотрели альбом с репродукциями картин Петрова-Водкина. Меня завораживал этот художник. Я его не любила, но думала о его картинах постоянно, особенно в последнее время. И часто пересматривала альбом.
– Люди на его портретах и он сам – живые. А на сюжетных картинах они как тряпичные куклы. Почему так? Как думаешь?
– Не знаю, – сказал Корица. – Может, оттого, что люди в нашем воображении не такие, как в жизни.
– А воображаемые люди совсем нереальны, – засмеялась я. – Странно, что нам пришла в голову одна и та же мысль.
– Ничего странного. Эта мысль всем приходит в голову. Время от времени.
– Где твой свитер, красный с черным?
– Дома.
– Тебе надо его носить. Он делает тебя заманчивей, – коварно сказала я.
Лицо Корицы запылало кроной цветущего дерева каркаде. Он опустил глаза, но они успели сказать больше, чем ему хотелось бы. Я улыбнулась. Его глаза были цвета корицы в рамочке из ванильной глазури. Нет. Круглая, коричная шоколадка во взбитых сливках, вкуса орхидейной ванили. Неужели он меня все еще любит? Надо проверить.
– Отработки за хлеб с маслом. Целуй, – я подставила щеку.
– Ты надо мной изгаляешься? – тихо спросил он.
Корица смотрел исподлобья, как Гера.
– Нет.
Он встал и пошел к двери. Я побежала за ним и встала у двери, раскинув руки. Он надел сапоги и поднял на меня глаза. И я вдруг поняла – я дверной спаситель. Из чужой жизни шаров-инопланетян.
– Не уходи, – попросила я. – Я просто стала злая. Одна из улыбочных солнечных брызг попала мне в глаз. Как осколок зеркала Снежной королевы.
Дверь открылась, и я упала на Корицу. Короче, так нас Гера и застал. В комедии положений.
– Здравствуйте, – сказал Корица, обнимая меня.
– Давно не виделись, – ответил Гера.
Господа отужинали и поговорили о жизни. Я выпроводила Корицу и уселась за Герин стол, подперев подбородок кулаками.
– Я сегодня обидела Корицу. Короче, я над ним изгалялась.
– Кстати, он тебе подходит, – сказал Гера, глядя на свой любимый вселенский бублик, который развернулся к нам дыркой, стремящейся к нулю. Это было неплохо. Конец прошлого и начало будущего. Или наоборот. В этом трехмерном времени запутался бы сам господь бог. Я тем более.