Солдат чужой войны
Шрифт:
– В это время года зацветает голанимбекс, лучшие цветы на всем материке. Я их просто обожаю.
– Давайте же займемся делом! – нервно воскликнул Роммель. – Терпеть не могу эти ваши сюсюканья! Что ты мне наливаешь эту мочу? – переключился он на лакея. – Принеси водки!
– Может, все-таки рэлси, Франсиско? – предложил Леконт.
– В задницу ваше рэлси! Водки хочу!
Трое партнеров переглянулись между собой. С Роммелем случалось всякое, но так он себя еще никогда не вел.
– Софи, – позвал Леконт, и из-за спин лакеев тотчас вышла невысокая женщина,
– Слушаюсь, мистер Леконт, – поклонилась та и, повернувшись, сделал слугам знак. Стройные фонтийцы тотчас покинули террасу, и Софи ушла вслед за ними.
В дверях, словно из ниоткуда, появился шеф безопасности – Хосе Диас.
– Все в порядке, Хосе, – кивнул ему хозяин, и верный пес спрятался за угол.
– Ну, Франсиско, теперь ты можешь рассказать нам, что тебя так обеспокоило, – сказал Филипп.
– Обеспокоило… – Роммель горько усмехнулся. – Да я чуть не обгадился!
– Конкретнее, – вмешался начавший терять выдержку Хубер.
Манкуццо закусил зубами сигару.
– Мне прислали «черную метку», – сказал наконец Роммель.
– Черную метку? Что это такое? – скривился Хубер.
– Мне пришло предупреждение, чтобы я немедленно подал в отставку и покаялся во всех своих грехах, иначе меня удавят шелковым шнуром!
– Да это бред какой-то! Что это было, местная пневмопочта? Сетевой ящик?..
– Не угадали… – мрачно отозвался генерал и, увидев, что Софи прикатила столик на колесах, нетерпеливо махнул ей рукой.
Служанка оставила напитки рядом с креслом Роммеля и быстро удалилась, а тот, перебрав несколько бутылок, остановил свой выбор на френете «Еллоу Коу», который поставлялся только для старшего офицерского состава.
Вообще френет из-за высокой крепости предназначался для приготовления послеобеденных коктейлей, однако Роммель, как и всякий кадровый офицер, презирал подобные условности.
Генерал влил в себя полстакана и, громко выдохнув, посмотрел на своих партнеров осмысленным взглядом:
– Одним словом, господа, я знаю, кто вынес мне приговор…
– Так уж и приговор, дружище? – усомнился Леконт.
– Да, – уверенно кивнул Роммель. – Это заместитель директора Управления превентивного информирования Дивар Кевиши.
– Почему ты решил, что это именно он?
– Потому что он не считает необходимым от кого-то прятаться. Месяц назад на совещании в УПИ он пообещал удавить заместителя премьера Хэнка Версмана и через неделю сделал это. Потом были референты казначейства Чиффер и Брантсвайк. Их он уложил с интервалом в два дня. И вот теперь прислал угрозу мне, сволочь. – Генерал наполнил бокал до краев и жадно выпил.
– Что нам известно об этом Кевиши? – спросил Хубер, потягивая вино. – Я тебя спрашиваю, Джулиано.
Манкуццо кисло улыбнулся и нехотя отложил изжеванную сигару.
– У этого человека не все дома, и случается, он любит одеваться в женское платье. Очень жесток и за время руководства контрразведкой провел пять
– Предлог?
– Все они были уличены в работе на сторону…
– Ничего себе повод! – покачал головой Леконт. – Да если нас всех, кто на сторону работает, шнурками душить, мы останемся без правительства! Да что там без правительства – без государства!
– Этого Кевиши поддерживает министр обороны? – спросил Хубер, глядя на Манкуццо.
– Да, Джакоб Мудли. УПИ у него вроде небольшого садика возле дома. Он назначает туда своих людей и сам же их убирает.
– Тогда стоит поговорить с Мудли и уладить эту проблему. Он человек думающий, и прежде многие вопросы нам удавалось решить миром. Я сам позвоню ему и от имени всех нас попрошу содействия.
– И все? – удивился слегка захмелевший Роммель.
– Конечно, Франсиско. – Хубер был уверен в своих силах и улыбался генералу вполне искренне. – Неужели ты думал, что мы не найдем решения?
39
Обычно, если не было облаков, рассвет на Дижанейро начинался с робких серебристых лучиков, с трудом пробивавшихся сквозь слоистый туман и вчерашний смог. Однако здесь, на высоте трехсот восьмого этажа, воздух всегда был чист. Свежий ветерок вовремя разгонял смрадное дыхание города, а кондиционеры добавляли ему безупречную фильтрацию и дезинфекцию.
Однако царившая вокруг безмятежность была обманчива и враг мог появиться с любой стороны. Джакоб Мудли был в этом просто уверен.
Часто он оставался ночевать в министерстве, мучимый предчувствием, что в городе его ждут убийцы, а иногда, напротив, принимал сотрудников в своей роскошной квартире на Лейн-стрит, поскольку не мог заставить себя отправиться на службу.
– Бланш, который час? – спросил министр секретаршу, хотя настенные часы висели напротив него.
– Половина девятого, ваше превосходительство, – ответила девушка, находясь неизвестно где, поскольку ее комната размещалась в блуждающем блоке. Мудли просто захотелось услышать человеческий голос.
Нападения со стороны своих служащих он боялся пуще всего, и потому защищался от них всеми доступными способами.
– Спасибо.
– Ваше превосходительство, пришел Дивар Кевиши. Пропустить его? – Это уже был руководитель охраны майор Перкинс.
– Да, пропусти, – распорядился министр и откинулся в кресле. Дивар был близким родственником, а точнее, сыном, поэтому его можно было не бояться.
«Какое это, в сущности, удовольствие, приглашать человека на аудиенцию и не бояться, что он проткнет тебя ножкой от стула или попытается свернуть шею.» – размышлял министр, невольно представляя себе, периметр за периметром, все системы безопасности с тысячами привлеченных сотрудников, с двумя информационными центрами, набитыми грабберской аппаратурой перехвата. Эх, да что говорить – это было целое параллельное министерство! И что же, давало ли оно Мудли чувство безопасности? Нет.