Солдат… не спрашивай!
Шрифт:
– Указывать… что мы в реляции "наверх" писать будем?
– Как это что??? Не стесняйся Иван Федорович смело отмечай "разгром", поиже враг оставил нам поле баталии и богатые трофеи. Сделаем как Александр Васильич – а почто их супостатов жалеть, пиши больше! Наши потери уже сочтены?
– Сейчас вылезем из этой дурной трясины и сделаем общую перекличку, но полагаю почти все наши нижние чины уцелели, на дороге мы потеряли человек пять или от силы десять. Только тех, кто споткнулся, отстал или промедлил по недомыслию. Еще полдюжины или чуть больше кирасиры зарубили, когда окружили нас с вами. Остальные добежали благополучно, что им сделается, ведь парни крепкие и ноги у них быстрые… – штабс-капитан Денисов оглянулся по сторонам, – А вон кстати и унтер мой идет со товарищи!
…………………………………………………
На войне как на войне, только егеря приступили к сбору трофеев, как тут же, как из-под земли выросли "конкуренты" и незамедлительно предложили поделится. Казачий офицер без обиняков потребовал отдать им половину "добычи", мотивируя претензию, тем, что это они французских кирасир завели сюда и якобы "заманили в ловушку". Полковой командир 13-го
– Ить экий жадный казачок до чужого добра попалси? Откуда каков взялси тока? – пехота кавалерию "по традиции" не любит, а уж иррегуляров и подавно, поэтому "народ" однозначно поддержал своего отца-командира.
– Да не казак это поди, видно морда жидовская, или мож из хохлов в охфицеры вылез? – так нижние чины расценили происходящее. – Настоящи казаки отнять чужо добро могут завсегда, а эдак выцыганивать, да не в жисть не будут!
Пока солдаты ползали по лугу, собирали различное барахло, неожиданно появились и пленные, а ведь казалось вроде, что перестреляли всех до единого. К полковнику под знамя привели 14 поднятых в поле французов, в том числе двух лейтенантов и одного суб-лейтенанта. У офицеров, как выяснилось позднее, кирасы были собственные и "настоящие", выделанные из хорошей стали… Офицерские доспехи, в отличие от солдатских казенных, воздействие обычной круглой пули на дистанции в сто-сто пятьдесят шагов выдерживали благополучно – только вмятины остались на металле, чего нельзя было сказать об их владельцах. Последние получили множественные тяжелые ушибы внутренних органов и переломы ребер, и одним словом, надолго вышли из строя. Командиру кирасирского полка повезло намного меньше, чем обер-офицерам, его случайно заметил Александр. К великому сожалению, Сашка пока так и не научился до сих пор выделять в пестрой массе вражеского строя "начальствующих лиц", в итоге постоянно расходовал в каждом бою драгоценные заряды на трубачей, барабанщиков, знаменосцев и еще каких-то нижних чинов, выделяющихся обмундированием и экипировкой из общей массы. Но в этот раз получилось как по маслу, и французский полковник поймал грудью пулю из нарезного оружия, как раз ту, что по злой иронии судьбы названа в честь одного его соотечественника. От нее броня кирасы француза не спасла, он погиб на истоптанном копытами лошадей поле перед поймой еще в самом начале перестрелки, когда пытался выручить попавший в ловушку первый эскадрон своего полка. Сказалось ли это обстоятельство на ходе сражения или нет – бог весть. С момента принятия решения об отступлении к реке, бой шел как на "автомате" и влияние командования на его дальнейший ход было минимальным. По крайней мере, так показалось Александру.
Почти все собранные трофеи в этот раз сдали в казну и как всегда – "за спасибо", поскольку практически ничего из вооружения и снаряжения подобранного на ратном поле, для нужд егерей не подходило. Небольшое исключение сделали для Сашки, ему полу-официально разрешили обменять малую часть трофейных пистолетов у казаков на небольшие кожаные бурдючки для воды, предназначенные для нижних чинов и офицеров в походе. Все равно этого добра собрали несколько мешков, и можно было особо не экономить, стволом больше, стволом меньше – ни один ревизор потом не придерется. Среди прочего разнообразного "хлама" нашлись так же и два нарезных кавалерийских карабина, скорее всего ими были вооружены штаб-офицеры вражеского полка, у остальных же французов – только пистолеты и палаши. Пожалуй, принятый в России порядок, когда в любом подразделении часть кавалеристов все же имеет ружья, куда более разумен, им же нередко приходится воевать и в пешем строю. Немало посмеялся Сашка, когда ему эту находку показали, нет, определенно потомки галлов знают толк в извращениях, как в том советском еще анекдоте! Что же представляло собой изделие Версальской оружейной мануфактуры образца XII года: короткий 28 сантиметровый ствол – почти пистолетный, неудобный прямой приклад и полное отсутствие даже зачаточных прицельных приспособлений, ни мушки тебе ни целика – стреляй в упор. Впрочем, нормальный прицел на стрелковом оружии здесь, в начале 19-го века – большая редкость, Александр пока видел его в единственном экземпляре и только на своей винтовке. Получилась у парижских мастеров изящная, богато отделанная серебром и украшенная красивой гравировкой совершенно бесполезная на войне игрушка. С большим трудом сбыли это импортное супероружие все тем же станичникам, те взяли только из-за дорогих украшений, ведь почти ювелирное изделие. Теперь этим изящным "пушкам" суждено висеть на стене по соседству с турецкими саблями в какой-нибудь атаманской хате на Дону, радуя глаз нового хозяина и его домашних: "Батька нешто сия цацка ищо и стреляти могет?"
Очень много было возни с кирасирскими конями, завязшими в топкой почве, с большим трудом удалось освободить из топкой грязи только некоторых из них, находившихся ближе к краю поймы, ставшей для четвероногих смертельной ловушкой. Остальных пристрелили, бывшие крестьяне чуть не плакали при этом, ведь для российского мужика даже плохонький кособрюхий мерин – целое состояние, а тут столько прекрасных сильных лошадей они вынуждены губить собственными руками. Да тут каждая лошадка рублей на 300 серебром потянет, или даже дороже, если бы до России довести, но ничего не поделаешь.
Реальная война – не компьютерная игра, где после жестокой схватки легко и весело собирать "добычу", а тела погибших сами по себе постепенно растворяются
По рассказам ветеранов, раздавленные гусеницами танков тела людей представляют крайне неприятное зрелище, непривычного человека в первый раз при таком "выворачивает наизнанку". Тяжелые кирасирские лошади не танки конечно, не столь тяжелые, но изрядно истоптали трупы в ходе сражения, так черепа погибших сплошь и рядом были раздавлены словно яйца всмятку. Терпкий кисловатый запах крови пополам с вонью содержимого кишечника – такой аромат надолго запоминается, на всю оставшуюся жизнь. Потом кажется, что им, кислым запахом смерти пропиталась насквозь и вся твоя одежда и обувь, так бы все снял и выкинул прочь, жаль нельзя – нечем заменить и приходится терпеть. Хорошо еще, что хоть погибших французов нижних чинов подбирать не заставляют, обычно для этого занятия за небольшую плату привлекали крестьян из ближних деревень. Раздетые догола трупы в братских могилах – это работа местных прусских аборигенов, жадно хватающих любую тряпку, даже насквозь пропитанную кровью. Согласно издавна сложившемуся обычаю, солдат забирает только шинель и сапоги убитого врага, с кавалерии достается больше – так с кирасир помимо седел, упряжи, переметных сум и чемоданов, сняли оказавшееся бесполезным в перестрелке их защитное снаряжение. Целая гора кирас и шлемов тускло блестит в лучах летнего солнца на полотне расстеленной под развернутым полковым знаменем палатки. Примеряй любую "железку" на выбор, если не брезгливый, от крови и дерьма добытые трофеи еще не отмыли.
– Сашка, поди сюда! Глянь, он али нет? – зовет приятеля к очередной печальной находке Григорий.
– Да поди сейчас пойми? Может Цыган, а может и другой, тут пять человек нашего брата легло. – Александр колеблется, он видел своими глазами, где и как погиб сослуживец, но сознание как бы все еще сопротивляется, не хочет принимать этот очевидный факт. Все еще теплится в глубине души огонек надежды – вдруг, да обознался, вдруг ему показалось?
Опознали они тогда пропавшего солдата с большим трудом, исключительно по порядковому номеру оружия, вот они пять выжженных на прикладе немного неровных черных цифр, где две первые обозначают номер полка, третья – номер батальона, а остальные… Он же сам их и наносил в свое время на всех ружьях, и это конкретное записано в ведомости за Цыганом. Рядом суетились его сослуживцы, торопясь собрать многочисленное барахло, у одного из солдат Александр взял попону, надо хоть прикрыть лицо, или точнее то, что осталось вместо него после удара тяжелым копытом у погибшего товарища.
– Был Цыган и нет его теперь… Все Гриша, пошли докладывать ротному, дальше разыскивать не будем, это точно он. – подвел итог печальных поисков унтер-офицер, и с трудом выдернув из окоченевших пальцев покойника шейку приклада, забрал оружие. Затем он поплелся вслед за остальными по направлению к развернутому полковому знамени, унося с собой старое ружье под номером 1312082, его помощник последовал за ним. В свое время Александр предложил было заготовить на такой печальный случай для всех нижних чинов специальные медальоны или металлические бирки с номерами, как принято в ХХ веке, но на него посмотрели как на последнего идиота… местная специфика, ничего не поделаешь, никто не хочет думать о возможной гибели заранее.
Остаток дня пролетел как в тумане, неглубокая братская могила в тени прибрежных ив, свежеструганный крестик – много таких изделий в 1807-ом году придется изготовить полковым плотникам из разного подручного материала, полковник что-то говорит… затем священник… Так обычно прощаются с погибшими товарищами. Сашка почти ничего не запомнил, точно не с ним все это происходило, а с кем-то другим. "Очнулся" он позднее – в правой руке "казенная" луженая чарка, на дне ее тонкий слой мутной, опять же "казенной", сивухи выданной на "помин души"… Только и подумал, что стоит ли допивать эту дрянь, а горнист уже надрывается – "вперед", сигнал к построению, так он и выплеснул "остатки сладки" под осуждающие взгляды сослуживцев. Пришлось вернуться к своим обязанностям унтер-офицера, собрать "своих" нижних чинов, поставить в строй. На войне различным церемониям вроде похорон много времени не уделяют, не до этого. Может быть так и надо иначе уж совсем тягостно на душе будет, а так за делами вроде бы потерь и не замечаешь.
Глава 20. Без названия
До места нового бивака они добрались уже ночью, высланный ранее вперед обоз кое-как обустроил лагерь и на том спасибо, сил ни у кого копаться в земле уже не осталось. Наспех выставили караул из тех же фурлейтов-обозников, и тут же почти все и повалились на землю. Попадали егеря кто куда и забылись коротким "походным" сном, накопившаяся за день усталость свое взяла…
Утро следующего дня выдалось на удивление спокойным – редкое явление, но как ни странно, иногда бывает даже в такой ненормальной обстановке. Нижним чинам, всем кто не был задействован в различных работах по лагерю дали время до обеда отдохнуть и привести себя в порядок. Александра правда привлекли как всегда к очередной проверке оружия, но через час отпустили и его. Обычно он всегда находил себе занятие в таких случаях, не может он "просто отдыхать", как другие, а тут словно апатия одолела что-ли… Сидел он так в тени под кустом, да разглядывал клеймо на своей винтовке, пытаясь понять, что означают эти замысловатые закорючки – гимнастика для ума, больше ничего делать не хотелось. Стоп, кто это в гости пожаловал и явно на разговор напрашивается, никак то вчерашний рекрут? У них в полку всех "новеньких", кто прослужил менее года так называли, далее уже говорили "егерь" или "нижний чин" такой-то. Правда, в чем состоит отличие тех от других никто понять не мог – права о обязанности у всех одинаковые, но видимо традиция, каких в российской императорской армии не счесть.