Солдат удачи
Шрифт:
– Хорошо сказано, фря! Выпьем, только не мед, а кое-что покрепче! – Джеб пошарил под седалищем, извлек объемистую плоскую флягу и многозначительно округлил глаза: – Тьо, пойло хвостатых… Одолеем, братья?
– Одолеем! – рыкнул Птоз, позабывший при виде фляги обо всех обидах. – Одолеем! Или мы не маргары? – Он повернулся к хозяину. – Кази, чтоб тебя пожрал туман Элейхо! Тащи кружки! Самые большие!
Кружки оказались глиняными, приличного веса и объема. Дарт поднял свою и провозгласил:
– За наше славное братство!
– За дыры, в которых мы не сдохнем! – откликнулся Глинт.
– За зерна бхо, которых не найдем! – поддержал Джеб.
– И за отрезанную ногу Крибы, моего предка! – добавил
– За ногу – непременно, но в другой раз, – пообещал толстяк.
Они выпили, и Дарт принялся расспрашивать Джеба, самого словоохотливого, о заповеданном предками – про ловушки и западни, ядовитый туман и струи жгучей жидкости, про бхо-охранников с длинными гибкими щупальцами, лучевые завесы и сети, про фантомы, маячившие у ложных проходов, что вели к тупикам, про смертоносные лазерные вертушки и колодцы, в которых бросало то вверх, то вниз, пока мозги не закипали в голове. Джеб ерзал, подпрыгивал, жмурился, отхлебывал из кружки и добросовестно вспоминал, а Глинт и Птоз то возражали, то подсказывали – видно, им льстило, что маргар из дальних краев не брезгует их наследственным опытом. Фляга была еще не допита, а Дарт уже выяснил, что Темные не собирались убивать ни умников, ни дураков, ни храбрецов, ни трусов – собственно, никого, за исключением упорных и настырных. Он с легкостью ранжировал все их ловушки по смертоносности, сообразив, что ближние ко входу играли роль превентивных защитных устройств, никак не угрожавших жизни. Над шахтой обычно курилось зловонное облако газа, очень тяжелого и простиравшегося вниз на сотню и более шагов; газ вызывал рвоту, но этот слой удавалось преодолеть, окутав лицо мокрым полотнищем. Затем шли миражи, направлявшие в колодцы-трясунчики и кольцевые замкнутые галереи, в щупальца бхо и под ливни жидкого субстрата, причинявшего страшную боль, но не оставляющего никаких следов на коже; справиться с этими сюрпризами было потрудней, однако путь назад всегда оставался открытым. Упрямцев же, не хотевших отступиться, ждали серьезные неприятности: огненный бич, резавший пальцы и конечности, а напоследок – коридор с сетями и вертушками. То, что оставалось после этих смельчаков, можно было сразу складывать в погребальные орехи.
– …туман не стоит жабьей мочи, – бормотал захмелевший Джеб. – Жрать, конечно, нельзя – вывернет! – а лучше пить. С питья похрипишь, покашляешь – и что? А ничего… Дождик, тот хуже… дождик, фря, к глазам не допускай – гляделки выльет… Ну, на этот случай маска есть со всякими затычками… чтоб в задницу, значит, не попало или там в ноздрю… А когда будешь по веревке спускаться, держи наготове топорик, хваталки обрубать… Тага, дед мой, говорил, хваталки бывают или когтистые, или липучие… вцепятся, фря, не отдерешь…
Эти советы Дарт уже слушал вполуха – туман и дождик его не страшили и лезть по веревке в шахту он не собирался. Добраться бы до Голема и активировать скафандр… Что для скафандра дожди и туманы? А ничего… Не больше, фря, чем всякие хваталки для дисперсоров ираза…
Он размышлял о том, что молнии, сразившие в полете Марианну, предназначались не маргарам, не обитателям Диска, а гостям из космоса. Не случается молний и трясения земли, ежели вскрыть дыру осторожно, сказал Джеб. Молнии – последствие камнепада, затопления или пожарища… То есть природных катаклизмов, какие бывают даже в этом стабильном мире, катастроф, вскрывающих хранилище. Сильный удар, высокая температура, лучевое воздействие… Причиной может стать естественный процесс – обвалы в горах, лесные пожары – или вторжение космических гостей. Бесцеремонных гостей с мощным оружием вроде дисперсора…
– …сожжет его, фря, – пробубнил Джеб, с пьяной жалостью посматривая на Дарта. – Ох, сожжет! Потому как будет один… Где ж это видано, чтоб одному идти? Только шира такое придумает… шира
– Может, и не сожжет, – отозвался Глинт, колыхнув брюхом. – Может, перемелет. А может, вылезет жив-здоров. Было такое с Вакой. Правда, в старые времена. Может, врут, а может, удачливый был…
– Врут! – рыкнул Птоз. – Много врут о старом времени – мол, и плоды были слаще, и реки текли в Срединный океан… Кто ж такому поверит? А никто! Истину Джеб сказал… плесни-ка мне, брат, еще… истину: где ж это видано, чтоб одному идти?
Лица их разом помрачнели, и Дарт заметил, что все, даже неугомонный Джеб, стараются не смотреть на него. Маргары ходят группой, мелькнула мысль. Идет команда – чтоб помощь оказать, обойти ловушку, в которую попал товарищ, вынести покалеченного… И группы, должно быть, немалые, если в последнем балата, в Потоке Орбрасс, недосчитались восьмерых… А может, девятерых – если Птоз не соврал про своего безногого предка.
Дарт улыбнулся, постаравшись, чтобы усмешка выглядела дружелюбной, а не презрительной.
– Значит, поодиночке не ходят? Ну так в чем вопрос? Пойдем вместе. Пусть нас всех и перемелет, тысяча чертей!
Три пары глаз уставились на миски и кувшины.
– Не-ет, – протянул Глинт, – такого, брат, не проси. Конечно, мы потомственные маргары… Конечно, не забыли славу предков… Конечно, поят нас и кормят в честь нее… Но сами мы… как бы сказать…
– Слегка отяжелели, – закончил Джеб, хлопнув Глинта по отвислому животу. – Мы, фря, по дырам не лазали, как наши отцы и деды. Мы без бхо проживем, а кто не проживет, того и бери в напарники. Старейшего Оити или сынка его Ренхо… Ты, брат, пойми и не держи обиды… У каждого, брат, должно быть в мире свое место, и наше место – здесь, а не в дыре.
– Я понимаю и не обижаюсь, – ответил Дарт, протягивая кружку. Джеб наполнил ее, разлил остальным и потряс пустой флягой.
Обиды в самом деле были неуместны. Он не нуждался в этих людях, сосавших, как пиявки, славу предков, и не испытывал к ним ни презрения, ни жалости. Если он и жалел о чем, так о словах, что вырвались и растеклись сотрясением воздуха среди объедков и пустых кувшинов. Один – за всех, и все – за одного! Ему не помнилось, когда и где впервые прозвучал такой девиз, но это не меняло сути: этот девиз был священным свидетельством дружбы, пережившей столетия, дарованной ему и внезапно приоткрывшейся частицей памяти. Здесь, среди пещерных стен и запахов пищи, витавших в воздухе, он был неуместен, и поминать святой девиз граничило со святотатством. Таким же, как сравнивать друзей, любивших его и давно смешавшихся с прахом земным, с троицей подвыпивших маргаров.
Чувство безмерного одиночества вдруг охватило Дарта, заставив усомниться, так ли уж щедр преподнесенный анхабами дар. Жизнь, конечно, великое благо, но время – великий враг! Время отделило его от живых и мертвых, похитило воспоминания и сделало чужим повсюду – и на Анхабе, и на этом планетоиде, и в других мирах, на Эйзо и Лугуте, Растезиане и Конхоруме. Возможно, и на Земле, если верить Джаннаху… А коли так, много ли счастья сулит ему вторая жизнь?
Но тут он улыбнулся, вспомнив о Констанции, и отогнал мрачные мысли.
Зеленое время кончалось, тяжесть заметно росла, и поднимавшийся с озера туман медленно вползал в долину, окутывал лиловой мглой террасы, клубился над речными водами и над мостами. Под тентом стало многолюднее; теперь, кроме ушастых, там восседал важный рами с двумя карликами-торговцами и веселилась компания девиц и молодых парней, мореходов или рыбаков, судя по долетавшим от них шуточкам. Парни уговаривали девушек прогуляться к кораблю и обещали каждой столько жизни, сколько обитает жаб под гладью озера и всех его притоков.