Солдат
Шрифт:
Весь окружающий Солдата мир плыл и терял очертания. Звуки голосов достигали ушей, будто десятикратно отраженное эхо. Солдат лежал на кровати, его тело накрыли простыней цвета первого
Похожие на мух, вдоль коек с раненными и умирающими привидениями, призраками былого бродили лекари. Их тела не имели формы, руки неизменно были холодны до боли, а голоса служили предвестниками большой беды.
Они слетелись к Солдату, как белая моль на мех. Десятки ледяных рук трогали его тело, забирая последнее тепло. Мяли и резали ногу. Из-за нее он и попал в это богом забытое место. Три дня прошло с того сна, где он, сломав ее, полз к спасительной белизне снега. Через три дня у него начался жар и появилась слабость, а нога распухла до ужасающих размеров и стала стремительно покрываться бурыми пятнами.
Лекари резали ее, он кричал, взывая к их милосердию. Но они лишь крепче привязывали его руки и ноги к столу и кромсали, скребли по кости своими
Порой солдат погружался в спасительное небытие. Но, открыв глаза, вновь кричал от боли. Всё новые белые призраки подходили к нему. Старые же, перепачканные кровью с ног до головы, похожие на сытых комаров, тяжелой поступью уходили. Новые тянули жилы из его ноги, и резали, резали.
Он выгнулся, и ремень впился в шею. Мгновения было достаточно, чтобы рассмотреть всю их «работу».
В его ноге от колена до ступни зиял разрез, растянутый чудовищными зажимами. Белые призраки тонкими лезвиями впивались в мягкую плоть. Вынимали из его ноги ужасающе длинные, казалось, жившие своей жизнью ленты.
Но всякое сердце в своё время устает биться, всякий разум устает смирять боль и забывается в спасительной темноте. Так и разум Солдата, подкошенный болезнью, просто уснул, погасив темнотой раскаты боли и чудовищный жар. Все вокруг сошло на нет, даже чувство, что в голове, раздвигая извилины, ползают в надежде выбраться на свет божий огромные черви.
Конец ознакомительного фрагмента.