Солдатами не рождаются (Живые и мертвые, Книга 2)
Шрифт:
– А по какому же адресу телеграмма?
– Ташкент, «Ростсельмаш».
– И приняли?
– Приняли. А что?
– Может не дойти. Завод теперь, скорей всего, стал номерной…
– Я тоже этого боюсь, – сказала она. – А что делать?
– Можно узнать номер почтового ящика, если завод номерной, а можно… – Он не стал объяснять, какая мысль пришла ему в голову, и сказал: – Короче, если не получите ответа, помогу. Завтра к вам зайду, когда у меня «окно» будет. Скорее всего, попозже, вечером.
– Хорошо, – сказала она и добавила: – А лучше не беспокойтесь.
Артемьев
– Вот что, – сказал он, – давайте договоримся для ясности. Во-первых, я для вас» абсолютно все сделаю и место на поезд достану, если ваши родители в Ташкенте. А во-вторых, если что подумали, зря. Я, конечно, не облако в штанах, а холостой мужик, но во мне этого нет, чтоб под видом одного – другое. Я с женщинами или вполне откровенен, или от начала до конца по-товарищески… Вот такие дела, дорогой товарищ, – усмехнулся он собственным словам. – А теперь, перед уходом, два вопроса. Как у вас с харчами? – И, не дав ей соврать, ответил за нее сам: – Безусловно, неважно. А вопрос такой: когда приду, принесу вам немного консервов, могу рассчитывать, что не будете ломаться, возьмете как человек?
– Ладно, не буду ломаться, – рассмеялась Таня.
– Уладили. Вопрос второй: как вы сюда попали, в эту квартиру?
Удивленная тем странным для нее интересом, с которым был задан этот вопрос, Таня стала объяснять, как она подружилась в больнице Склифосовского с одной старой нянечкой и как эта нянечка пригласила пожить у себя…
– И зовут ее тетя Поля? – перебил ее Артемьев.
– Да. – Таня озадаченно посмотрела на него.
– И вы только вдвоем с ней? Бывшие хозяева на горизонте не появлялись?
– Тетя Поля говорила, что они в Средней Азии в эвакуации. А их дочь…
– Таня хотела объяснить Артемьеву, что тетя Поля как раз вчера встретила хозяйскую дочь и та сказала, что собирается зайти сюда… Но объяснить этого не успела, потому что услышала стук в парадном.
– А вот и тетя Поля! – воскликнула Таня. – У нее самой все и спросите!
И побежала открывать дверь.
10
Оставшись один, Артемьев с недоумением подумал, что вот сейчас, как ни странно, он увидит тетю Полю – кусочек своей старой, довоенной, вычеркнутой жизни.
– А вас тут один знакомый ждет… Не скажу, сами увидите, – услышал он через дверь веселый голос Тани.
Дверь открылась, и в кухню в том же самом старом «семисезонном» пальто, в каком она ходила и четыре и десять лет назад, со старой, знакомой кошелкой в руке вошла постаревшая и похудевшая тетя Поля. Вошла и вскрикнула с порога:
– Паша! Вот уж кого не чаяла-то!
И, пробежав несколько шажков навстречу, еле дотянулась к нему, наклонившемуся, и ткнулась старческим острым носиком сперва в правую щеку, потом в левую, потом опять в правую. Потом поставила на пол кошелку и стала поспешно стаскивать с себя пальто, отпихнув хотевшего ей помочь Артемьева.
– Брось, брось! Какой кавалер для меня нашелся! Садись лучше чай пить. Хорошо, я с дежурства зашла, хлеба взяла… Таня, посмотри, там осталась заварка вчерашняя? Так слей ее в чашку, а мы уж нового для него заварим, не пожалеем. Угостила
Раздевалась, разматывала с головы платки, заглядывала в чайник, вскипел ли, рылась в кошелке – все сразу. Маленькая, суетливая и от военной своей худобы еще более проворная, чем раньше.
– Что это ты заявился? Уж не свататься ли к нашей Татьяне пришел? Так она у нас мужняя жена…
– Ну, зачем вы, тетя Поля? – сказала Таня. – Я бы сама сказала, если б хотела.
– Пусть знает, – сказала тетя Поля, – а то ведь он знаешь какой…
– Ну, какой? – спросил Артемьев, удивившись, что эта женщина сказала ему про мать и отца и не захотела сказать про мужа. – А то из ваших слов, чего доброго…
– Красавец ты!.. – не дав ему договорить и всхлипнув от полноты чувств, сказала тетя Поля, стоя перед ним и оглядывая с ног до головы так гордо, словно сама произвела его на свет божий.
Таня не удержалась и фыркнула: очень уж не подходило слово «красавец» к этому рыжему здоровяку, стоявшему посреди кухни перед маленькой тетей Полей.
Был он большой, сильный, крепко сшитый мужчина, может быть, и даже наверное, нравившийся женщинам, но уж красавцем его никак нельзя было назвать.
– Вот вам и резолюция на ваши слова! – сказал Артемьев тете Поле, покосившись на рассмеявшуюся Таню.
– Да где ж ты ордена такие заимел – два Красных Знамени, шутка ли сказать!.. – снова всхлипнув, спросила тетя Поля. – За что ж тебе их? – И, не дав ему ответить, сердито закончила: – Вот дура! Вот уж дура-то!..
Таня растерянно посмотрела на нее.
– Это не про вас, – улыбнувшись, сказал Артемьев. – Это она меня когда-то женить хотела…
– Я хотела, а ты не хотел? – спросила тетя Поля.
– Ну и я тоже хотел, – добродушно согласился Артемьев. – Да ведь не вышло у нас с вами. Что ж теперь поминать?
– Значит, не поминаешь?
– Нет, не поминаю.
– А я ее давеча на улице встретила. Год на меня прообижалась, а теперь сама в гости напросилась. «Зайду», – сказала. Что ж, пусть заходит, коли хочет.
– А из-за чего год обижалась?
Артемьев присел.
Таня уже разливала по стаканам чай.
– В работницы я к ней не пошла, на ее квартиру. Муж-то ее погиб, небось слыхал?
– Слыхал.
– Как шестнадцатое октября было, мать во Фрунзе уехала, а Надежда здесь осталась. И стала меня к себе в работницы звать. А я уже в больницу пошла. Не согласилась. Уж и харчами улещала, про паек генеральский, какой она получает, объясняла, а я не пошла. Тридцать пять лет у ее родителев провела в кабале, а теперь, значит, раз она просит, к ней в новую кабалу идти? Она думала, пальчиком меня поманит, и я побегу. Нет, не побегла. Зачем мне это? Харчи в больнице плохие, это верно, бедуем. Но не воруем. «Ты, говорит, такая худая стала, мне просто-таки тебя жалко, тетя Поля». А что ж, что я худая стала? Худая, зато быстрая. Меня главный врач слушал, сказал: «Тебе для сердца полезней, что ты худая». Я, когда Анна Георгиевна вернется со своего Фрунзе, все равно и к ней в кабалу не пойду. На что она мне?