Солдатка

Семенов Сергей

– Ты что такой угрюмый стал? Иль не любо, что со мной сидишь: знать опротивела?

Помолчал немного Алексей и говорит:

– Надо нам с тобой, Агаша, разойтись … на время только, на месяц, что ли.

Екнуло сердце у Агафьи, побледнела она.

– Что так?

– Да ко мне на побывку жена из деревни приедет, так сама знаешь … неловко …

Ничего не сказала Агафья, опустила голову и задумалась. Поняла баба, что все-таки она Алексею чужая, все-таки у него жена есть; может, он жену-то и любит, а на нее-то, глядит как на забаву. Похолодело сердце

у Агафьи, и заплакала она.

– Так ты и потешайся … с женой своей,- чуть не крикнула Агафья,- а обо мне уж позабудь, потешился – и будет! .. Бог с тобой, смутил ты меня, навел на грех.

Зарыдала Агафья и повалилась на стол. Испугался Алексей, стал уговаривать ее, за руки взял. Отмахнулась от него Агафья, встала из-за стола и сказала:

– Оставь, не твоя больше! – и вышла из трактира.

Удивился Алексей ее прыти, однако не стал останавливать, а только посмотрел ей вслед. Вечером сидела Агафья в грязной полпивной, перед ней стояла бутылка пива. Она была пьяна и выводила охрипшим голосом песню.

– Что за песенница! – смеялись над ней сидевшие в полпивной .- Нельзя ли с вами познакомиться?

– Нельзя,- прохрипела Агафья,- Я не какая-нибудь … Я честная!

– Честная? Ну, голубушка, знаем вашу сестру … Дешева ваша честь! – сказал кто-то и грубо захохотал.

XII

Ночевала Агафья в участке: она валялась без чувств на улице, и ее подобрал городовой. Утром ее привели к хозяйке. Лицо у ней опухло, под глазом фонарь, голос охрип, еле говорит. Ахнула хозяйка, как увидела ее такой, стала расспрашивать. Рассказала ей все Агафья, покаялась и стала прощенья просить.

– Ну, первый раз я тебя прощаю,- сказала хозяйка,- а если еще такой явишься – разочту.

Побожилась Агафья, что в первый и последний раз так сделала, и принялась за работу. Стала она такая тихая да молчаливая, с товарками почти не говорила, не смеялась, на их смешки не отвечала. Вспомнила она свою жизнь: как в девках жила, как замуж выходила, как ее муж любил и что наказывал ей, как, в солдаты шел. И стыдно ей становилось и разбирало ее зло на себя, что мужа забыла; думала было она написать ему про спой грех, покаяться, а как представит себе, как это огорчит Егора,- духу не хватает.

"Подожду до него,- думает,- может быть, скрою, а не скрою, – пусть его воля будет надо мной". И начнет она высчитывать, сколько мужу служить остается; сочтет и подумает: "Долго еще. Ну, да все равно, терпеть буду, побаловалась, и будет; теперь, кажись, не соглашусь.

Но хотя и твердо решилась Агафья соблазнам не поддаваться, а все-таки спокойна не была. Часто ее и совесть мучила, и тоска разбирала. Раз, в сентябре уже, когда дни короче стали и прачкам приходилось работать с огнем, устроили они засидки. Хозяйка дала им от себя на пропой пять рублей. Собрались все в трактир и пошли. Пошла и Агафья. Три недели она никуда не ходила: гулять не хотелось, а она боялась и глаза показать, и решила хоть размяться маленько. Пришли они в трактир, заказали

водки, чаю. Прачки были все веселые и задорные; три дня им гулять приходилось, поэтому резвились они, зубоскальничали с половыми и с посетителями речами перекидывались.

Одна Агафья сидела как пришибленная и грустно поглядывала кругом себя – не забирало ее и веселье товарок. Принялись за водку прачки, поднесли и Агафье; замотала она головой и говорит:

– Нет, я не буду.

– Что там – не буду! Пей, лучше разгуляешься, а то, вишь, нос повесила! – Сказала ей одна прачка.

– Нет, не буду!

– Будет ломаться-то, дура! Ничего не понимаешь и отказываешься. Ты попробуй-ка маленько, сразу повеселеешь.

"И то разве выпить, – подумала Агафья, – может, и вправду полегче будет".

– Ну, давай, – сказала.

– Вот давно бы так! На-ко глотни да скажи: здравствуй, рюмочка! Прощай, винцо!

Взяла Агафья стакан в руки, услыхала винный запах, замутило у ней в животе, так ей вино противно показалось. Однако, через силу вылила она швырком вино в рот.

– Вот так давно бы! Теперь закуси, – сказала ей товарка.

Закусила Агафья. Налили ей еще стакан, выпила и повеселела: стала шутки шутить. Запели прачки песню, и она стала им подтягивать.

XIII

Долго сидели прачки в трактире, водку допили, стали пиво пить. Разгорелись прачки, раскраснелись, показалось им душно в трактире, и перешли они в сад: уселись за столом и запели песню. Голоса у них охрипли, песня выходила нескладно, стали над ними гости смеяться:

– Ай да певицы, ай да хор!…

– Не смейся горох, не белее бобов! – огрызнулись прачки.

Часов в десять пришла в сад артель сапожников; уселась она за соседним столом и стала прачек разглядывать.

– Ребята! – сказал один сапожник маленького роста.- Семь баб и все пьяные, давайте к ним подделаемся.

– Вали! – сказали ему товарищи.

Подошел маленький сапожник к столу прачек и говорит:

– Позвольте вам понравиться!

– Нельзя ли от вас избавиться? – ответила ему одна прачка.

Захохотали сапожники и всей гурьбой подошли к прачкам и начали с ними лясы точить. Хоть и пьяна была Агафья, однако поняла, к чему сапожники клонят и не хотелось ей связываться с ними; собрал ась она уходить отсюда.

– Куда ты? – спросила ее одна прачка.

– Домой,- сказала Агафья и вышла из сада.

На улице было сыро, и идти Агафье было трудно; ноги у нее скользили, она то и дело пошатывалась в голове у ней шум стоял, в глазах рябило, и ей казалось, что кругом все прыгало; и фонари, и дома, и извозчики с пролетками. Прошла Агафья улицу, повернула в переулок, прошла два, вдруг ей встретились три человека. В темноте нельзя было разобрать, кто они, но видно было, что все они пьяные. Поравнявшись с Агафьей, они остановили ее, и один из них сказал:

– Эх, голубка, пойдем с нами.

– Пустите меня,- сказала Агафья и хотела пройти вперед.