Солдатская сага
Шрифт:
Деды с дембелями разобраться «с этим отмороженным» впрямую не решились, и на четверо суток загнали меня в наряды, — не давая спать. Ха, ха, ха… Короче, никто ничего так и не понял…
Пришли первые молодые — наша «замена». Сначала пехота с карантинов, потом «спецы» с учебок. Жизнь упростилась. Естественно, у нас и в помине не было Азадбашского беспредела, но все же, армия-то — Советская.
Отгремел и мой приказ. Я уже и не дембель — «гражданский», служить еще, правда, полгода. Ну да ладно…
В октябре 84-го сижу в расположении связистов, прямо напротив своей оружейки. Общаюсь с земляком. Слышу крики, мат. Поднимаю глаза. Годовалый из моей роты лупит молодого. Кличка у «черпака» была Киргиз. Он действительно из Киргизии. Отслужил у нас полгода. Прибыл из учебки — механик-водитель. Ничем себя не проявлял раньше, а тут, бля, разошелся. Дедушка хренов.
Сам здоровый, не выше меня, но все равно — хорошо за метр семьдесят и крепкий. Молодой — ростом с пулемет Калашникова — пытается вырваться.
В этот момент Киргиз размашисто, с «провалом» засаживает молодому пыром в пах… Какой до боли знакомый удар! Я это уже видел…
Время вновь выкинуло свой фирменный фортель. Встало… Заклубился желтый туман. В замершем вязком пространстве поднимаюсь и, словно тяжелый крейсер, плыву к оружейке. Там события разворачиваются полным ходом, но при этом как в замедленной съемке. Драка перекатилась на территорию оружейной. Старший сержант Сашка Михеев — зам старшины роты, пытается оттянуть Киргиза. Плоскомордый озверел и кидается на деда. Михеев, не долго думая, хватает саперную лопатку и бьет того по роже. Бьет неправильно. Не рубит, а тыкает ребром. Все равно — хватило. Рассек бровь и щеку под щелкой глаза. Урюк визжит и вцепляется в сержантские грудки. Тот вдруг видит меня и замирает. Успел, наверное, в глазки заглянуть.
Уже недолго, полметра от силы… я позади урюка, за спиной. Но мне нужно пространство. Вновь обретено счастье не размышлять… И теперь я многое умею. Слишком многое. Их — и Киргиза, и Михеева, уже так не учили. Мне — повезло. Им — нет…
Я беру одной рукой чурку за воротник и, продолжая его движение, начинаю менять траекторию. Он описывает стремительный полукруг. Теперь плоскомордый стоит спиной к оружейке. Я наступаю ногой под правое колено, и он начинает садиться вниз. Но я все равно быстрее. Намного… На порядок! Время — оно избрало меня…
Левой ногой заступил перед ним и прижался пахом к его лопатке. Левым предплечьем ловлю его шею. Правую ладонь накладываю ему на затылок, а кистью левой фиксирую локтевой сгиб. Хорошо взялся, плотно… руки связались в деревянный ворот… И потянул…
Не руками, не спиной, и даже не ногами. Всем естеством своим начал медленно вытягивать эту суку вверх.
Не было ненависти, не было злости, вообще — чувств не было. Только ощущение запредельной гармонии, слияния с окружающим, с миром… как пробуждение от сладкого сна… как наслаждение суровым черным блюзом… тягучее, мягкое, сонное, теплое… с истомой…
Киргиз
Я не торопился… мы со временем — на Ты…
Вообще — это быстрый прием. Есть три варианта: можно потянуть пальцами и, если повезет, пережмется сонная артерия. Можно и нужно давить рукой в затылок, опуская голову вниз и проворачивая левую руку от себя, лучевой костью загоняя ему кадык по самое «не хочу». И этого я не делал. А можно вообще, отпустить его колено и, зашагнув правой за левую ногу, не отпуская головы, резко повернуться всем корпусом.
Вот интересно — какая картинка перед глазами, если твоя башка, обернувшись на 270 градусов, «равнение налево» делает?
Но и проворачивать я тоже не стал… Я его душил тупо, как тогда говорили — «на физике», и не давая никаких шансов. Долго и, наверняка, очень мучительно.
Передо мной выросли двое — Сашка Михеев и Санек Катаев. Что-то кричали, но руками не трогали. Страшно…
Киргиз начал конвульсивно дергаться. С последним рывком тела я его отпустил, обошел упавшее тело и прошел сквозь очумевших пацанов…
Мне было — хорошо…
Все встало на свои места…
Я отстоял свой пост…
Азадбаш — умер…
Я — выздоровел…
Как пацаны его откачивали, и как плоскомордого приводили в себя в санчасти, я не спрашивал. Все равно… На разборе полетов мой взводный пообещал добить Киргиза по выходу с губы (новый ротный, капитан Степанов, после краткого разбирательства залупил тому «десятку»).
Мои дембеля пожали плечами — на хрен тебе это надо? Что тут можно объяснить — мне двадцать лет понадобилось на осмысление!
Деды посмеялись…
Молодые — причислили к лику…
Вечером того дня я лежал в своей палатке и отдыхал душою. Зашел мой «младший брат» Санек Катаев:
— Глебыч, там с тобой Михеев поговорить хочет…
— Меня что, командиром батальона назначили?
Санек не понял. Смотрит…
— Да пусть заходит, Саня, вы че тут официалку разводите!
— Да ладно, Глебыч, не выделывайся, выйди к пацану…
— О-о-о…
Выхожу. Сидит в курилке несчастный Санек Михеев. Подсаживаюсь. Он бросает свою сигарету, вытаскивает пачку «цивильных» — с фильтром. Закуриваем. Молчим…
— С Юрцом все нормально…
Я отвечаю:
— Хорошо….
Юрец — это молодой, выхвативший от Киргиза. Я распорядился, чтобы его кто-то из сержантов сопроводил в санчасть на медосмотр. Мало ли чего, может он стесняется. Я-то удар видел и мне плевать на заверения, что, мол, все нормально — не попали.
— Я этому урюку отнес на губу чай и хлеб…
Что, братишка, совесть взыграла? На кой она тебе, родной, в этом мире уродливом? Спрашиваю:
— Не подох?
— Нет… Поначалу периодически задыхался, но потом ничего оклыгался…