Солдатский ножик. Рассказы
Шрифт:
Закинули рыбаки багор в другой раз. Метко кинули. Но лошадь вздрогнула, стала в тревоге переступать копытами, и льдина закачалась под ней, заходила ходуном. Того и гляди, уйдёт на дно.
И вдруг из толпы вышел вперёд какой-то маленький человек и смело шагнул на льдину, качающуюся у самого берега. Потом на другую, на третью… Это был Ваня.
– Эй, ты!.. Куда? Ворочайся, ворочайся!
– закричали люди на берегу.
– Я же чичас, - сказал Ваня, присел на льду и широко расставил короткие руки в длинных рукавах маминой стёганки. От малого веса его не тонули острые мелкие льдины. Взрослому
– Ворочайся! Ворочайся!
– кричали Ване с берега.
– И лошадь пропадёт, и сам себя загубишь.
Но Ваня даже не оглядывался. Он бежал по качающимся, словно живым льдинам, то приседая, то прыгая через тёмные расселины.
Люди на берегу перестали кричать и смотрели на Ваню затаив дыхание. Оступится мальчик, ухнет в эту страшную ледяную воду - и конец. Не выплыть ему в набухшей стёганке, не выбиться из-подо льда.
Но Ваня не упал.
Он прыгнул на ближнюю к лошади льдину, потянулся над чёрной полосой воды и схватил Тюльку под уздцы.
И тут Тюлька заржала - заржала радостно, благодарно и успокоенно, точно ей только этого и надо было.
– Ишь ты, понимает!
– сказал кто-то на берегу.
Тюлька, видно, и в самом деле понимала. Она тянулась к Ване, гнула свою длинную шею, как будто хотела сказать ему что-то на ухо.
– Ну, ты, не озоруй! Не озоруй!- прикрикнул па неё Ваня таким громким, таким хриплым голосом, словно сам был старый конюх.
Он гладил её озябшей рукой по мягким губам, трепал её рыжую морду, и на этот раз Тюлька не заметила, как острые зубья багров вцепились в льдину под самыми её ногами.
– Есть! Взяли!..
И обе льдины - та, на которой стоял Ваня, и та, где была Тюлька, - тесно соединясь, причалили к берегу.
– Орёл парень!
– сказал Мишур и обнял Ваню.
– Одно слово - рыбак!
А к концу путины было вот что. Праздновали окончание осеннего лова. Из города приехали гости в колхоз, и самый главный из гостей, председатель «Рыбаксоюза», говорил с трибуны, кому из рыбаков какую присудили премию.
Ребята толпились в дверях сельсовета, выглядывая через головы друг друга, чтобы ничего не пропустить.
И вдруг, дойдя до буквы «И», председатель сказал:
– «Иванов Иван, малолеток…»
В толпе зашептались:
– Ванюшка, кажись тебя!..
– и пропустили Ваню вперёд.
Ваня, весь красный, прошёл по узкому проходу между стульями и взял обеими руками неожиданный подарок: большой, исписанный золотыми буквами лист - почётную грамоту.
И пока он шёл обратно, опустив голову и не глядя по сторонам, все хлопали.
Никому в тот раз не хлопали так громко, как ему,
1947
ПОВЕСТЬ
Глава первая
Есть на свете город Куйбышев. Это большой, красивый город. Улицы в нём зелёные, как сады, берега зелёные, как улицы, а дворы зелёные, как берега.
Под высоким берегом течёт Волга. По Волге летом ходят пароходы и причаливают то к тому, то к другому берегу.
Во время войны в городе Куйбышеве жили девочка Галя, Галина мама и Галина бабушка - их всех троих эвакуировали из Ленинграда.
Галина бабушка была ничего себе, хорошая, но мама была ещё лучше. Она была молодая, весёлая и всё понимала. Она так же, как Галя, любила бегать после дождя босиком, и смотреть картинки в старых журналах, и топить печку с открытой дверкой, хотя бабушка говорила, что от этого уходит на улицу всё тепло.
Целую неделю Галина мама работала. Она рисовала на прозрачной бумаге очень красивые кружки, большие и маленькие, и проводила разные линеечки - жирные или тоненькие, как волосок. Это называлось чертить.
По воскресеньям Галя и мама ездили на пароходе на другой берег Волги. Волга была большая. Плыли по ней плоты и лодки, шёл пароход, разгоняя в обе стороны длинные волны. А на берегу лежал волнистый мягкий песок, лез из воды упругий остролистый камыш с бархатными щёточками и летали в тени стрекозы, несли по воздуху свои узкие тельца на плоских, сиявших под солнцем крыльях. Там было так хорошо, как будто совсем нигде нет никакой войны.
Вечером Галя и мама гуляли по набережной.
– Мама, машина!
– кричала Галя.
– Попроси!..
Галина мама медленно оборачивалась - не сидит
ли у калитки бабушка. Если бабушки не было, она поднимала руку. Грузовик останавливался.
– Подвезите нас немножко, пожалуйста, - говорила мама.
– Моей девочке так хочется покататься!
Люди на грузовике смеялись. Потом какой-нибудь грузчик или красноармеец, сидящий в кузове, протягивал сверху руку.
Грузовик подпрыгивал на ухабах. Мама и Галя сидели в открытом кузове на мешке с картошкой или на запасном колесе, обе в ситцевых платьицах, сшитых бабушкой, и держали друг друга за руки.
Галя смеялась. Когда машину подбрасывало, она кричала: «Ой, мама! Ай, мама!»
Ей хотелось, чтобы видел весь двор, вся улица, весь город Куйбышев, как они с мамой катаются на машине.
Машина тряслась на неровном булыжнике мостовой. Их обдавало пылью.
– Спасибо, товарищи, - говорила мама.
Машина вздрагивала и останавливалась.
– Галя, скажи и ты спасибо.
– Спасибо!
– кричала Галя, уже стоя на мостовой.
Вверху улыбались красноармейцы.
Один раз, когда Галя с мамой гуляли по улицам города Куйбышева, они увидели, как в трамвай, идущий к вокзалу, садились пятеро молодых красноармейцев в полном снаряжении. Должно быть, они уезжали на фронт.