Солдаты без формы
Шрифт:
Баронтини объяснил все это легко, просто и понятно, словно продолжая нашу беседу, и когда он кончил говорить, я уже хорошо и твердо знал, как изготовить мину.
В тот же вечер Баронтини зашел ко мне с небольшим свертком. Я сразу угадал, что он принес и зачем: после теоретической лекции начались практические занятия. И действительно, в свертке оказались две невинные с виду металлические трубки. Баронтини дал мне последние инструкции о том, как обращаться с такими минами и как ими пользоваться. Это будет моя первая операция с применением взрывчатки.
И вот наступило 2 января 1944 года — день, намеченный для проведения
Кафе, в котором мы должны провести нашу операцию, находится на углу, между шоссе на Кунео и улицей Сакки. Мимо нас беспрерывным потоком мчатся машины. Их фары ярко освещают то место, где мы решили заложить и взорвать мину. Напротив проходит полотно железной дороги. Повсюду виден народ, раздаются автомобильные гудки, звонки велосипедов, издалека доносятся свистки паровозов. Антонио еще нет, и нам кажется, что уже прошло очень много времени. Мимо нас проходят немцы и фашисты и входят в кафе. Восемь часов вечера. Наконец, Антонио выходит из кафе и сообщает нам:
— Сейчас там скопилось десятка три фрицев — почти все офицеры, — а кроме того, много фашистов.
Момент самый подходящий. Андреа при помощи зажженной сигареты поджигает фитиль. Кладем мину в намеченное место, вскакиваем на велосипеды, и все четверо, держась на расстоянии друг от друга, быстро уезжаем по Корсо Стати Унити. Я еду последним.
На Корсо Умберто до меня доносится грохот взрыва, я ощущаю движение в воздухе от взрывной волны и нажимаю на педали.
У себя дома нахожу Баронтини. Он читает на моем лице радость — значит, операция удалась — и говорит:
— Ну что, оказывается не так уж трудно смастерить мину и подложить ее под зад нашим… друзьям, не правда ли?
III. Турин, 1944-й год
4 января, после описанной выше операции, немецкое командование опубликовало обращение к населению Турина, в котором предлагало всем жителям города, «уважающим порядок и правосудие», сотрудничать с германскими вооруженными силами в целях предотвращения новых покушений на жизнь «доблестных» немецких солдат, а в случае их повторения угрожало поголовными репрессиями.
Но покушения следовали одно за другим: 5 января был убит фашистский сержант — немецкий доносчик. Затем настал черед других нацистов и фашистов: они были осуждены на смерть нашим ГАП и разделили судьбу сержанта. Наша организационная работа, с точки зрения ее техники, значительно улучшилась благодаря помощи, оказанной товарищем Барка. Я был вполне удовлетворен общим ходом нашей борьбы и полон энтузиазма.
Однако я был крайне удивлен и раздосадован, когда однажды рано утром Барка пришел ко мне и сообщил, что по приказу Областного командования гарибальдийских бригад я не должен больше принимать личного участия в операциях. Несмотря на всю мою дисциплинированность, мне было весьма не легко подчиниться этому приказу командования, ибо главной, самой большой трудностью в нашей работе было именно найти других людей, которые обладали бы необходимыми качествами и подлинной отвагой для проведения наших операций.
Нужно было действовать без передышки, нужно было продолжать бить врага. «Иль комбаттенте» («Боец»), подпольная газета, писала тогда: «Пусть все, в ком есть хоть капля веры и смелости, откликнутся на призыв родины и сделают все, что в их силах, чтобы жизнь
Немцы и фашисты в долинах Валь ди Ланцо и Валь ди Суза активизировали свои действия против партизанских отрядов. Мне казалось, что я совершаю тяжелую ошибку, оставаясь в стороне от борьбы в то время, когда другие гибнут, сражаясь в горах. Ежедневно мы получали сообщения о партизанах, расстрелянных и замученных фашистскими гиенами, о сожженных дотла деревнях, об убийствах беззащитных женщин и детей. Я вовсе не был уверен в правильности полученного мной приказа.
Кроме того, уже в течение нескольких дней я готовил очень важную новую операцию: покушение на двух штабных немецких офицеров. Я поручил осуществить операцию группе из четырех гапистов, но они не сумели довести дело до конца. После того, как я безуспешно пытался доказать Барка причины моего несогласия с приказом Областного командования и после того, как я также безуспешно пытался убедить его в необходимости действовать, я решил провести эту операцию один.
Офицеры, которых я наметил уничтожить, имели обыкновение ходить под портиками, тянувшимися вдоль Корсо Витторио Эмануэле. В условленный день было решено, что Антонио будет ждать меня в подъезде дома, находящегося примерно в двухстах метрах от места покушения. В половине седьмого вечера я вхожу в соседний бар, чтобы выждать удобный момент. Под портиками множество народу: здесь, как всегда, полным-полно прохожих, и это беспокоит меня.
Но вот я выхожу из бара и начинаю прогуливаться по улице Джоберти, выходящей как раз к портикам. Жду. По проспекту проходит много автомашин с немецкими солдатами, держащими наготове свои автоматы; меня поражает их вид: у них на лицах написана не обычная наглость, а страх преследуемых зверей. (Как я узнал на следующий день, они возвращались тогда с операции по прочесыванию долин Валь ди Ланцо и Валь ди Суза.)
Меня беспокоит только то, что те двое могут пройти так быстро, что я не успею осуществить свой замысел. На улице холодно. Время тянется невероятно медленно. Мимо меня проходят немцы и фашисты, они вполне могут обратить на меня внимание. Но я чувствую в себе решимость и уверен в успехе.
Но вот, наконец, появляются мои жертвы. Они медленно приближаются ко мне, бросая вокруг злые и наглые взгляды. У одного из них на груди железный крест — награда за преступления, совершенные им во многих кампаниях. Я спокойно иду им навстречу.
Вот оба офицера уже прямо передо мной; выхватываю пистолеты и делаю пятнадцать выстрелов в упор. Офицеры падают один на другого у моих ног. Портики оглашаются криками прохожих, большинство людей еще не понимают, что происходит, бросаются бежать кто куда. Не успел я сделать последнего выстрела, как из кафе выбежали два других немецких офицера.
Думаю: бежать от них, значит, подставить себя под пули их автоматических пистолетов. Тогда я, как могу быстро, пячусь в сторону улицы Джоберти, продолжая держать наготове свои пистолеты. Пройдя так метров пятнадцать, отделявшие меня от угла улицы Джоберти, я бросаюсь на землю и быстро перезаряжаю один из пистолетов.
Офицеры, с пистолетами в руках, думая, что я побежал по улице, кидаются следом. Едва немцы показываются из-за угла, я, лежа на животе, встречаю их выстрелами.
Первый офицер падает замертво. Второй роняет свой парабеллум и что-то кричит. Затем, смертельно раненный, он начинает медленно клониться вперед, но вдруг делает последнее усилие, чтобы броситься на меня, шарит руками по панели, ища свой пистолет. Я пускаю в него последнюю оставшуюся в обойме пулю, и он падает навзничь.