Солдаты

Форстчен Уильям Р.

Испуганные дети вопили, старики и женщины сидели на корточках на земле, в страхе прижимаясь друг к другу, их голоса смешивались в жалобный вопль людей, отчаявшихся от ужаса. Посмотрев на юг, он увидел десятки тысяч тех, кто с приходом рассвета, уже покинули место сражения, направляясь через открытые поля, двигаясь через то, что когда-то было преуспевающими деревнями и селениями, но которые давно были заброшены, поскольку бантаги забрали население в качестве рабочей силы и для убойных ям. Они отправлялись, один Бог знает куда, поскольку нигде не было места, чтобы скрыться, и как только кочевники окажутся в тылу, они будут выслежены как напуганные

кролики.

Он знал с болью в сердце, что его прибытие вызвало заключительный апокалипсис. После того, что произошло вчера, Джурак не позволит жить ни одному человеку. Они убили бантагов, они разрушили фабрики, которые были единственной остающейся причиной их существования. Они должны были бы все умереть.

Один из бантагских дирижаблей лениво прошел наверху, пилот оставался достаточно высоко, чтобы держаться в стороне от дистанции поражения винтовочного огня. Он чрезмерно накренился, выполняя несколько трудных поворотов. Ганс оглянулся назад через стену и увидел море поднятых кверху лиц, руки, указывающие ввысь.

Теперь это не были суда янки, приходящие, словно боги с небес, приносящие мечту о свободе. Это была страшная Орда, и как будто для привлечения внимания, днище машины было украшено знаменами из человеческих черепов. В толпе раздались крики страха. Еще больше чинов стали вырываться из лагеря. Прозвучало несколько разрозненных винтовочных выстрелов, несколько его человек, расставленных в тыловой части лагеря, держали свое оружие над головой, стреляя не в судно, а чтобы напугать беженцев и вернуть их назад в линию обороны. Некоторые развернулись, но он знал, что, как только завяжется настоящая битва, скорее всего, начнется паника.

Машина повернула еще раз, задрала нос, выпустила клубок дыма. Секунду спустя раздался звук — почти ленивое хлоп, хлоп, хлоп — медленно стреляющее автоматическое оружие бантагов. Между его лагерем и следующим разорвалась линия пуль, полдюжины чинов упали, вспыхнула паника. Машина, наконец, выровнялась и полетела к городу.

Ганс посмотрел на Кетсвану.

— Боже мой, это будет резня, — прошептал Ганс.

Кетсвана посмотрел на него, сузив глаза.

— Если они поймут, что все они в любом случае погибнут, то они будут сражаться. Они должны.

— Сражаться? Чем.

— Своими голыми руками в случае необходимости.

— Против винтовок и артиллерии.

— Ганс, у них просто есть очень много пуль, очень много снарядов. Они могут убить сто тысяч, но, тем не менее, мы будем превосходить их численностью.

— Боже мой, чем мы стали, чтобы говорить такое? — вздохнул Ганс.

— Тем, чем они заставили нас стать, чтобы выжить.

Шелестящий вибрирующий звук прервал их. Ганс инстинктивно присел, когда мортирный выстрел по дуге пролетел над головой, ухнул вниз в середину лагеря литейного цеха и сдетонировал, взрыв, немедленно породил крики боли.

Оглянувшись назад над стеной, он увидел место, где несколько дюжин мортир были установлены на невысокой возвышенности, в тысяче ярдов впереди. Приближающиеся пехотинцы уже прошли то место, все также неуклонно продвигаясь.

Клубки дыма вспыхивали на всем протяжении низкого холма.

— Вот оно, — объявил Ганс, голосом наполненным покорностью.

Несколько секунд спустя территорию фабричного лагеря накрыла волна взрывов.

Джурак, с тревогой сидел верхом на своем коне, ничего не говоря подчиненным вокруг себя. Он ощущал их жажду крови. Больше это не было войной; это был акт истребления.

При продвижении к месту атаки они прошли через поля, где днем ранее ничтожные группы охранников, спасаясь бегством от беспорядков, были сметены и разодраны толпой чинов. Также его взволновал их вид, и одна мысль обеспокоила его. Он почти стал невосприимчивым к виду убиваемых и пожираемый людей, но сейчас было очевидно, что не один мертвый бантаг был искалечен после смерти, или, возможно, в то время пока еще был живым. Он задавался вопросом, опустился ли скот до поедания плоти бантагов, и эта мысль ввергала его в озноб. Смотря вниз на трех старых охранников, которые валялись в канаве, он видел, что руки одного были отрублены, конечности отсутствовали, и их вид заставил ощетиниться волосы на его спине.

Он задумался, если на самом деле это было тем, что люди чувствовали при виде убойных ям. Возникал ли у них тот же самый примитивный страх? Ни это ли было также, в таком случае, причиной их фанатического сопротивления? Он внезапно вспомнил, как во время войны Самозванца-Лженаследника он узнал, что два самых влиятельных фактора в морали солдата не имели ничего общего с уставом, убеждениями, и командованием. Первый был знанием того, как хорошо за тобой будут ухаживать, если тебя ранят. Второй, что произойдет, если тебя возьмут в плен. В этом мире не было такой вещи как пленные, и, поэтому, хотя люди, сталкивающиеся с ним, были неорганизованной толпой, каждый из них может прекрасно сражаться с отчаянной яростью.

Он поехал вперед, чтобы присоединиться к мортирным батареям, развернутым на низком холме, их равномерные покашливающие глухие удары, эхом неслись через поле битвы. Фабричный лагерь на левом фланге человеческой линии обороны был подавлен под постоянным градом взрывов снарядов. Далеко справа от себя он видел, что верховые отряды передвигались широким мерным шагом, единицы уже перемещались с той стороны железнодорожных путей, двигаясь чтобы зайти в тыл.

Он послал курьера к ним с приказом, чтобы они держались и стояли на месте. Люди должны были верить, что у них есть путь к побегу, и благодаря этому у них могла бы начаться паника. Если их линия обороны будет слишком быстро обойдена с флангов, то они могут окружить их и вызвать дальнейшее сопротивление.

Наверху лагерной стены возник клубок дыма и несколько секунд спустя к ним долетел шипящий рев, когда мимо пронесся артиллерийский заряд, снаряд потряс его и послужил причиной отправиться в тыл.

— Отвратительный способ умереть, Джурак.

Он посмотрел через плечо и увидел позади себя Тамуку, сопровождаемого своей маленькой свитой.

Джурак ничего не сказал. Тамука, осадил лошадь около него, тяжело заваливаясь вперед, удерживаясь рукой за переднюю луку седла своего коня.

Он знал, что мерк наблюдал за ним, оценивая его действия, полагая, что он мог добиться большего успеха. Хотя это и разозлило его, сейчас не было времени, чтобы выразить свое отношение.

— Ганс там, — наконец заявил Тамука.

— Что заставляет тебя так думать?

— Я могу ощутить это. Было бы похоже на него, вернуться сюда. Самая большая ошибка, которую я сделал — это передал его твоему Гаарку. Я должен был держать его для своих собственных развлечений. Я, возможно, сделал бы из него Праздник луны, который продолжался бы в течение многих дней.

— Нет. Твоя величайшая глупость заключается в проигрыше, в том, как ты его добился, — рявкнул Джурак.

Тамука повернулся, глаза наполнились холодной яростью.