Соленая купель
Шрифт:
Матросы громко рассмеялись.
— Да вы сами назвались охотником. Захотели поплавать матросом. И первый подписали контракт.
Лутатини очумело таращил глаза.
— Где? Когда?
— Вчера, в кабаке.
— С кем я мог заключить контракт?
— С шанхаером.
Что-то знакомое прозвучало в этом слове. Но где он слышал о «шанхаерах» — не мог вспомнить.
— А это кто же такой?
— Представитель сухопутных акул.
— Ничего не понимаю.
— После поймете. Времени впереди много. Рейс большой — в Европу идем. Может быть, встретимся с немецкими субмаринами —
При последних словах у Лутатини перекосилось лицо.
Он скорее почувствовал, чем понял, что попал в какую-то скверную историю. Но как это могло случиться, что он, католический священник, вдруг стал матросом какого-то неведомого корабля? При мысли, что он плывет в Европу, потрясаемую войной, его охватило отчаяние. Он возбужденно закричал:
— Этого не может быть, чтобы я стал плавать матросом! Я сейчас же хочу обратно, в Буэнос-Айрес.
Один из матросов крепко выругался и сказал:
— Мне хочется быть президентом или папой римским, а я вот плаваю матросом. Ну?
Другой матрос, обращаясь к Лутатини, посоветовал:
— А вы заявите об этом «старику». Как видно, человек он добрый. Для вас, он, наверное, сделает исключение и немедленно отправит на берег. Что ему стоит уважить вас?
— Это кто же такой «старик»?
— На кораблях каждого капитана называют «стариком», хотя бы он был совсем молодым.
Расстроенный, с больной головой, Лутатини не заметил в словах последнего матроса скрытой иронии.
II
В салоне, расположенном на палубе под капитанским мостиком и штурманской рубкой, сидели капитан Кент и его первый помощник Сайменс. Помещение было облицовано красным деревом, с портьерами на дверях, с камином в бронзовой инкрустации, с электрическими лампочками в белых абажурах. Четыре больших круглых иллюминатора давали много света. Широкий диван и вращающиеся кресла вокруг стола зеленели бархатом. Пол украшали линолеум и ковровая дорожка. Качало, и в зеркалах, через отраженные иллюминаторы, на мгновение показывались вспененные воды океана. С правой стороны к салону примыкала капитанская каюта; в открытую дверь виднелся письменный стол. Другая дверь в задней переборке вела в ванную и буфет.
Только что кончился обед. На столе, застланном белой скатертью, в специально приспособленных на время качки гнездах, стояли недопитые бутылки с разными винами, рюмки из тонкого хрусталя, вазы с фруктами. Капитан, толстяк на кривых ногах, с бритым лицом бульдога, в круглых роговых очках откинувшись на спинку кресла, курил сигару. Он был в одной рубашке с засученными рукавами, обнажившими здоровые мускулы. Старший штурман Сайменс, одетый в полную морскую форму, с золотыми позументами, посасывал коротенькую трубку. На его помятом лице с тупым подбородком, с короткими седеющими усами не было того выражения заискивающей почтительности к старшему, какое обыкновенно бывает у штурманов. Наоборот, он смотрел на своего патрона сурово, как бы прощупывая его своими тусклыми и много знающими глазами. В душе он ненавидел капитана. Сайменс уже два года плавал на «Орионе» старшим помощником, и когда уволился прежний
— Нам лишь бы проскочить через Гибралтар, — заговорил капитан, глядя выпуклыми глазами на помощника. — А там мы наверняка пройдем благополучно в Марсель. И даже не встретимся ни с одной субмариной.
— Это меня мало беспокоит, сэр. Если и встретимся, так что же из этого? Мы идем под нейтральным флагом. В вахтенном журнале у нас официальный курс — в Барселону. И вообще все документы в порядке.
Капитан Кент возразил:
— Все-таки лучше будет, если мы этих бошей совсем минуем.
Затем он покосился на прикрепленный к переборке барометр, стрелка которого перестала падать.
— Завтра должна быть хорошая погода.
Помощник кивнул головой и растянул губы в кривую улыбку.
Капитан помолчал, пыхнув сигарой, и снова заговорил:
— Да, мистер Сайменс. Вы сами отлично понимаете, что у каждого капитана есть свои привычки. Есть они и у меня. И я прошу вас с ними считаться. Я, например, не люблю торчать на мостике. Это занятие я предоставлю вам с полной свободой действий. Но вы каждое утро, после завтрака, должны являться ко мне с подробным докладом. Конечно, и вечером — после вашей вахты. Приносите с собою астрономические вычисления. Затем в круг вашего доклада должна входить вся судовая жизнь до настроения команды включительно. Кстати, как у вас боцман — надежный человек?
Сайменс, сощурившись, внимательно посмотрел на капитана. У него сложилось впечатление, что начальник его недалекий человек и любит, очевидно, повластвовать. Он перевел взгляд на безымянный палец левой руки, как будто впервые увидел свой золотой перстень с драгоценным изумрудом. А капитану ответил машинально:
— Вполне, сэр.
— Тем лучше. Пусть он присматривает за матросами. Нам важно знать, кто чем дышит, ибо рейс у нас слишком серьезный.
Постучали в дверь.
— Войдите! — крикнул капитан Кент.
Через порог неслышно переступил стюард, крупный чернокожий человек, и, почтительно поклонившись, обратился к капитану:
— Простите, сэр. С вами хочет поговорить один матрос.
— О чем?
— Не могу знать. Но что-то хочет сообщить важное, и только вам одному.
Капитан, бросив властный взгляд на Сайменса, словно желая этим подчеркнуть свое величие, крикнул:
— К черту! Если что нужно, пусть разговаривает с моим помощником!
— Есть, сэр! — ответил стюард и, повернувшись, хотел было уйти.
— А впрочем, какую новость может сообщить мне матрос? Скажи, стюард, — пусть войдет.
— Есть, сэр!
В салон вошел долговязый человек и уныло остановился около двери. Широко расставленные ноги его неуклюже переступали, словно из-под них выдергивали палубу. Чтобы не упасть от толчков, он ухватился за мраморную полку камина. Капитан, сверкая очками, посмотрел на него долгим упрямым взглядом выпуклых глаз.
— Чем могу служить? — насмешливо спросил он.