Соленый ветер. Штурман дальнего плавания. Под парусами через океаны
Шрифт:
На другой день я отправился к российскому консулу Костылеву. Он жил в большом одноэтажном доме недалеко от «Бель вю». В этом же доме помещалось и консульство. Костылев принял меня любезно, обещал всякое содействие и в первую очередь обещал прислать ко мне «универсального Федосеева».
Федосеев был русский механик. Лет пятнадцать назад он отстал по болезни от какого-то парохода Добровольного флота, обосновался в Нагасаки и женился на японке. Он «вышел в люди» из слесарей Севастопольского судоремонтного завода и не скрывал этого. Научившись болтать по-японски и по-английски, зная хорошо свою специальность и ремонтное дело, он занимался
В тот же вечер Федосеев явился ко мне.
Это был человек лет сорока пяти, брюнет с сильной проседью, с подстриженными по-американски усами и громким голосом.
Флотское офицерство он недолюбливал. «Важные лодыри и больше ничего, — говорил он о них. — Гинцбург стрижет их, как овец, а они без него шагу ступить не могут. Спрашиваю Гинцбурга по секрету: не дорого ли я взял за какую-нибудь работу, а Гинцбург потом меня поедом ест за то, что я и сам продешевил, и ему не дал нажиться!»
Узнав, что я собираюсь покупать буксирный пароход, он предложил мне съездить с ним в Кобе и посмотреть «Сатанелу».
«Сатанела» была паровой яхтой, построенной лет десять назад англичанином, директором заводов и дока «Мицубиси». Вскоре после ее постройки англичанин умер. Новый директор, японец, учившийся в Англии и компаньон фирмы, решил, что паровая яхта — никчемная роскошь, снял с нее заднюю мачту, устроил буксирный гак, арки и заставил ее таскать по рейду баржи с углем, что она с большим успехом и выполняла. Проезжавший по делам из Кобе в Нагасаки богатый коммерсант и спортсмен, отставной английский полковник Хюз обратил внимание на «Сатанелу», купил ее у «Мицубиси» за десять тысяч иен, увел в Кобе и вновь превратил в яхту. Прошло несколько лет. Хюз еще больше разбогател и теперь решил продать «Сатанелу» и построить себе большую парусно-паровую яхту-шхуну.
Предложение Федосеева показалось мне подходящим. Он чрезвычайно хвалил машину «Сатанелы», а про корпус говорил, что он построен на медном креплении из привезенного из Гонконга тикового дерева и что ему сносу нет.
Через два дня из Нагасаки отходил по расписанию на Йокогаму, через Модзи и Кобе, французский пароход «Сахальен», и мы решили с Федосеевым на нем ехать.
«Сахальен» был большой трехпалубный пароход постройки 1881 года. Длинный, узкий и острый, как ножик, с двумя трубами и тремя мачтами, из которых передняя носила реи и прямые паруса, он имел особенность, как все корабли этого типа, ходить прямо только при полном грузе. Не загруженный, он всегда имел более или менее значительный крен, но это не мешало ему быть и мореходным и быстроходным по тому времени судном. Он ходил 14 узлов и всегда выдерживал расписание без опозданий. Лежа на боку и зарываясь в волнах, «Сахальен» мало сбавлял ход при встречных штормах.
Так как на почтово-пассажирских пароходах европейских линий пассажиры первого класса должны были по традиции являться к обеду во фраке или в смокинге, мы с Федосеевым взяли место во втором.
Из пассажиров этого рейса остались в памяти только двое. Первый — блондин необычайного вида: совершенно европейское, гладко выбритое лицо, бритый лоб и длинная коса. Одет он был в шикарный шелковый китайский халат, и на груди у него висел большой золотой
Другой пассажир — атлетически сложенный американец. Его бицепсы подпирали рукава пиджака и играли при каждом движении рук. Фигуру довершали бычачья шея и лицо, словно высеченное из камня долотом первобытного скульптора. Он оказался полицейским сержантом, специальная служба которого заключалась в ловле дезертиров с американских военных судов, и ехал во втором классе, собираясь ловить каких-то двух негров, дезертировавших с американского крейсера в Нагасаки. Сержант был уверен, что застукает их в Кобе.
На рассвете «Сахальен» бросил якорь в Симоносекском проливе, на рейде города Модзи.
Модзи и Симоносеки — два города, расположенные по обе стороны пролива. Тогда между ними ходили только маленькие паровые катера и фунэ. С обоих берегов пролива глядели жерла орудий.
Отсюда плавание шло Японским Внутренним, или, как иногда говорят, Японским Средиземным морем. Оно ограничено с севера самым большим островом Японского архипелага — Хондо, а с юга — островами Кюсю и Сикоку. Длина Внутреннего моря около 350 километров, а ширина от 10 до 50 километров. Как с Тихим океаном, так и с Японским морем, лежащим между азиатским берегом и Японскими островами, оно соединяется только узкими проливами.
Снявшись из Модзи около полудня, пароход направился вдоль северного, гористого симоносекского берега.
Часа через два берега отступили, почти скрылись в легкой дымке тумана, и мы очутились в унылом, широком и безжизненном проливе Суо-Нада. Потом перед нашими глазами начали вырастать из ярко-синих глубин зеленеющие острова. Все следующие восемнадцать или двадцать часов плавания мы шли в лабиринте причудливых, изящных островков. Их насчитывается чуть ли не тысяча. Некоторые из них довольно большие, с городками и селами, другие имеют вид отдельных небольших скал.
В некоторых местах наш пароход попадал как бы в широкое озеро, километров 10–20 в поперечнике. Окружавшие со всех сторон озеро горы создавали впечатление замкнутости, но неожиданно открывался пролив с новой группой островов и островков, и мы шли дальше.
Кое-где виднелись голые верхушки вулканов. Картину оживляли встречные пароходы и сотни больших фунэ с белыми четырехугольными парусами. Некоторые расходились с нами почти борт о борт, и мы могли ясно видеть, что делается на их палубах и в полузавешенных циновками плетеных бамбуковых кибитках-рубочках.
Японские фунэ не раскрашены, как китайские джонки, но вымыты, оттерты и выскоблены. На некоторых из них переезжали большие группы пассажиров. Они сидели по-японски, на собственных пятках, некоторые ели что-то палочками из фарфоровых чашек, другие пили чай, и никто не обращал на нас ни малейшего внимания.
Иногда мы проходили через стиснутые скалами узкие проливы так близко от берега, что могли даже без бинокля видеть внутренность японских жилищ. Однако эта «интересная» близость берегов требовала от лоцмана, ведшего пароход, большого искусства, а от капитана и рулевых — напряженного внимания. Приливы и отливы Тихого океана, а также текущие с гор быстрые речки и подземные ключи создают в узких проливах сильные, быстро меняющиеся течения и даже водовороты, грозящие при малейшей оплошности прижать огромный пароход к прибрежным камням.