Солги мне
Шрифт:
— Мэдди, это мама. Ты хорошо себя чувствуешь?
— Да, мама.
«Зачем так кричать?»
— Мне позвонила Анна Хенли и спросила, здорова ли ты, и только тогда я узнала об аварии, — мать говорила таким тоном, что было ясно — она ничуть не удивлена случившимся. — Ты в порядке?
— Да, мама. — Голова Мэдди болела все сильней, а шея отказывалась шевелиться.
— Анна сказала, что ты крепко ударилась, — продолжала мать. — Она говорит, это была не твоя вина, а мальчишки Уэбстера, но ты же знаешь, какие они, эти Уэбстеры, все до единого. Хвала
Мэдди поморщилась.
— Нет, не надо. У меня все нормально.
— Ты выздоровеешь к воскресенью, чтобы навестить бабушку? Ты же знаешь, какая она… Но если ты не сможешь поехать, я не буду настаивать.
— Смогу, — ответила Мэдди, лишь бы только отделаться от матери и побыстрее закончить разговор.
— Что-то не нравится мне твой голос. Я могла бы приехать сейчас же…
— Нет. Впрочем, на неделе мне потребуется твоя машина.
— В любое время. Еще светло, я могла бы сейчас подогнать машину к твоему дому…
— Спасибо, не надо. — Мэдди прижала ладонь ко лбу. Если мать все-таки заявится, она ее убьет. — Кстати, что это за слухи о разводе Глории Мейер? — спросила она, только чтобы уйти от опасной темы.
— Это чистая правда. — На слове «правда» мать сделала ударение, и Мэдди поняла, что сейчас услышит сногсшибательную историю. Впрочем, ее собственная история обещала быть ничуть не хуже. Когда дойдет до дела. «А вдруг Брент не изменяет мне? — подумала она. — Может быть, он прав, и все это — чья-то глупая шутка?»
— Муж Глории заявил, что она отказывается с ним спать, — голос матери звенел от негодования. — Представляешь?
Мэдди подумала о Барри Мейере. Как-то раз Трева назвала его мелким худосочным кабанчиком.
— Представляю, и без особого труда. К тому же он не ухаживает за своей лужайкой.
— Так она и сказала! Барри, мол, ничего не делает по дому. На мой взгляд, он совершенно никчемный человечиш-ко. Ходят слухи, будто Барри подозревает Глорию в том, что она встречается с посторонним мужчиной.
— Глория? — Мэдди задумалась, пытаясь представить Брента и Глорию вместе. Глория в трусиках с дыркой в промежности. — Ну, разве что со стригальщиком из «Хим-газона», — съязвила она.
— Уж не знаю, с кем, но я искренне возмущена.
— Я тоже. Мне совсем нетрудно поверить в то, что Глория не спит с мужем, потому что она вряд ли способна спать с кем-либо вообще. — Мэдди уселась на табурет, стоявший у телефона, и мельком взглянула на часы. Если она сумеет продержаться две минуты, это будет означать, что она здорова, и тогда ей можно будет повесить трубку, не встревожив при этом мать. Итак, придется потерпеть.
— Люди — загадочные существа, — сказала мать. — Порой кажется, что ты знаешь человека насквозь, а он вдруг выкидывает такой фортель.
— Какой фортель? Развод, что ли? «Господи, сейчас меня стошнит».
— Да нет же, я говорю про интрижку Глории.
— Что ж, садись на телефон и разузнай, кто бы это
— Но, Мэдди, как же я узнаю?
— А как тебе стало известно, что Глория не спит с Барри?
— Он сказал своему брату, а тот передал своей жене, а та сообщила дочери Эстер.
Мэдди закрыла глаза.
— Ясно. Как поживает Эстер?
— Отлично. А ты? Ты уверена, что у тебя все в порядке с головой?
Сбить мать с главного пункта было невозможно.
— Давай лучше поговорим о Глории, — попросила Мэдди.
— Я уже все про нее сказала. Но если тебе интересно мое мнение, Глория всегда была такая. Помнишь, как она еще в школе устроила истерику из-за того, что ее не приняли в ученический совет младших классов? Она ревела в спортзале как белуга.
— Я пропустила это зрелище. — Мэдди постаралась припомнить Глорию в школе. Тогда она была еще бледнее нынешнего и ходила по коридорам, держась поближе к стене. Лишь однажды Мэдди заметила на ее лице признак румянца — в этот момент мимо Глории проходил Брент, футбольная звезда и кумир школы. Может быть, уже тогда надо было уступить Брента Глории.
— Глория на три года моложе меня. Когда она училась в младших классах, я уже поступила в колледж, — сообщила Мэдди.
— Это была великая притворщица, поверь мне, — мать явно оживилась. — Стоило ей задержать дыхание, и у нее синело лицо, ведь она и без того была похожа на мертвеца. Должно быть, она неправильно питается. И тем не менее Глория всегда добивалась своего. Такие бледные и субтильные девушки, похожие на пух одуванчиков, который вот-вот унесет ветром, они и есть самые опасные. За ними нужен глаз да глаз.
— И то верно, — сказала Мэдди, откладывая слова матери про запас.
— Возьми, к примеру, Кендэйс, которая работает в банке.
Мэдди подумала о Кендэйс, пышущей здоровьем и интеллектом полнотелой блондинке, которая могла бы побороть на ринге добрую половину своих клиентов.
— Я нипочем не назвала бы Кендэйс субтильной девушкой, — заметила она.
— Это все из-за того, что в ее жилах течет германская кровь. Обрати внимание — Кендэйс улыбается всем и каждому; тем не менее она менеджер в банке.
— И что же? — озадаченно спросила Мэдди. — Что-то я тебя не пойму.
— Откуда она взялась, эта Кендэйс? Уж, конечно, не из богатой семьи. — Мать фыркнула. — Всю жизнь она была настоящая Лоуэри, а кто она теперь? Считай, она заправляет целым банком, ведь Харолд Уайтхед — пустое место. Его привозят в контору и сажают в кресло для интерьера. По-настоящему банком руководит Кендэйс.
Мэдди вспомнила Кендэйс, когда та еще была школьницей. Тогда она безвкусно одевалась, трудилась в поте лица, зарабатывая стипендию, была робкой и застенчивой и старалась держаться незаметно. Быть может, Мэдди стоило выбрать ее в качестве образца для подражания.