Солнца Скорпиона (Дрей Прескот - 2)

Балмер Генри Кеннет

– У меня был друг, - ответил я.
– Зорг из Фельтераза.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Удар созидающий и разрушающий

Если вам покажется, что я слишком бегло коснулся пережитого мной при работе на строительных комплексах Магдага или не слишком откровенно говорил о своей жизни галерного раба на магдагских свифтерах, то я не считаю себя обязанным что-либо объяснять. Мы все знаем достаточно и с избытком о несчастьях, боли и отчаянии - они не столь различны на нашей родной Земле и на планете Креген, ставшей мне родной. Долгие времена, когда я был лишен свободы, миновали. Вот и все. Времена мук и унижений прошли, как проходят черные тучи, закрывающие лик Зима.

Ненависть, которую я испытывал к жителям Магдага,

была, учитывая обстоятельства моего рождения и воспитания, вполне естественной, ибо королевский флот не терпит слабаков, и обучали меня круто и безжалостно. Только в более поздние годы я приобрел некоторую зрелость взглядов, да и то, признаюсь откровенно, в немалой степени благодаря раскрепощающему влиянию, которое проявилось здесь на Земле, так как Креген остается таким же жестоким, требовательным и беспощадным, как всегда.

Я испытал в своей жизни огромное счастье, и Делия на-Дельфонд была для меня непоколебимой опорой и огромной утешающей силой. Большей частью имеющейся во мне человечности я обязан как раз ей. Теперь, будучи избавленным от убивающего душу и изнуряющего тело труда, я снова ощутил себя свободным. Я хорошо помню, с каким удивлением и каким свежим взглядом я оглядывался кругом на палубе "Сиреневой птицы", покуда "Милость Гродно" погружалась, пуская пузыри, в голубые воды Ока Мира.

Нет, совершенно незачем подробно останавливаться на моих чувствах к жителям Магдага, поклонникам Гродно. Если я скажу, что маленькую Винси, худенькую девушку с вишневыми губами, озорными глазками и взъерошенными волосами, к которой я очень привязался, убили самым варварским образом это мало что передаст. Ей полагалось приносить бурдюки с водой для изготовления кирпичей и утоления нашей жажды. Люди в кольчугах поймали её во время одной из своих развлекательных вылазок и, как выразились бы вы, моралисты двадцатого века, совершили групповое изнасилование. Это - только слова. А реальность - в виде мук, крови и грязи - лишь часть мозаики, имя которой жизнь. Нет необходимости предаваться раздумьям, чтобы сделать мою позицию - позицию молодого человека, каким я был тогда: резким, безжалостным, злобным по отношению к тем кого я ненавидел, отнюдь не склонным забывать об учиненной несправедливости - достаточно ясной и для самых тупоумных.

А теперь они засекли насмерть моего друга Зорга из Фельтераза.

Не всем рабы перешли на борт свифтера из Святого Санурказза плача от радости. Некоторые из них выли и сопротивлялись. Это были магдагские заключенные, люди, приговоренные к галерам за какие-то преступления и ожидавшие в конечном итоге оказаться на свободе. Теперь же им предстояло стать галерными рабами своих наследственных врагов. Что поделать, жизнь на внутреннем море сурова и жестока.

"Сиреневая птица" заинтересовала меня. Эта галера оказалась больше "Милости Гродно", хотя и не самой большой из всех, что бороздили эти воды. Как я понял, её скорость вызывала у капитана, пура Зенкирена, некоторую озабоченность. Галера вступила в строй недавно, и он возлагал на неё большие надежды. Этот тип свифтера назывался семь-шесть-сто. Это означало, что сто весел свифтера располагались в два ряда: по семь гребцов на весле в вернем ряду и по шесть на нижнем, два ряда из двадцати пяти весел на борт. В любом случае, я думал, что длина этого свифтера недостаточна по отношению к ширине, исходя из типичного очертания галеры, представлявшегося мне довольно нелепым, да и осадка из-за балласта была куда глубже, чем желательно для быстроходнейшей из галер. Дойдя до этого пункта, я спохватился. Вот тебе, опять начинаю рассуждать как моряк.

– Вы вполне хорошо себя чувствуете, маджерну Стромбор?
– любезно осведомился пур Зенкирен, назвав меня на местном наречии титулом равнозначным нашему "милорд". Мы с ним сидели в его простой каюте на корме, разложив оружие на козлах, карты на столе и с бутылкой вина и

бокалами. У здешних мореходов не были в ходу штерты или откидные столы: они не рисковали выходить в море, если намечался шторм.

– Спасибо, пур Зенкирен, вполне прилично. Я обязан вам своей свободой - я несколько беспокоился, что вы можете отправить меня, чужеземца, обратно на гребные скамьи.

Он улыбнулся. У него было обветренное загорелое лицо и проницательные темные глаза. Глядя на очертания его надменного крючковатого носа, мне иногда, на долю секунды, с болью казалось, что я вижу перед собой Зорга. Подобно ему, Зенкирен обладал шапкой кудрявых черных волос, сверкающих и умащенных, что выглядело, несомненно, весьма романтично.

– Мы, последователи Зара, уважаем мужество, маджерну Стромбор.

В сундучке нашлась лишь одна карта, где указывался Стромбор. Эта карта была на редкость плохого качества, мелкомасштабная и безнадежно неточная. Огромные участки побережья за пределами внутреннего моря изображались с сильными искажениями, однако названия были отмечены: Лах, Вэллия, Пандахем, Сегестес, с отмеченной там Зениккой, а рядом в рамке - названия двадцати четырех Домов Зеникки, и знатных, и простых. Самым потрясающим фактом оказалось то, что в этом списке стоял и Стромбор и не числилось никакого Эстеркари. Этот факт доказывал, что карту чертили более ста пятидесяти лет назад.

– Мы поддерживаем мало связей с внешним миром - главным образом, с Вэллией и Доненгилом. Мы - народ, обращенный лицом внутрь. Все мы посвящаем свои усилия в основном вызову и сопротивлению власти Гродно, где бы, когда бы и как бы ни потребовалось оказать такое сопротивление.

Я посмотрел на него. Он произносил эти слова так, будто давно затвердил их наизусть. А затем он снова улыбнулся мне и, подняв бокал, произнес:

– Да отправятся на ледники Сикки Магдаг и все его злое потомство!

– За это и я выпью, - сказал я и тут же выполнил сказанное.

Мне дали приличную набедренную повязку из белой ткани. Я вымылся и натер тело ароматным маслом, а потом наконец поел настоящей пищи. Теперь, сидя за бокалом вина с капитаном свифтера, я снова чувствовал себя человеком. Вернее, напомнил я себе, настолько, насколько я вообще смогу чувствовать себя человеком, пока существует зараза Гродно и Магдага.

Я совершенно недвусмысленно выразил Зенкирену свои чувства, и тот, как ему думалось, составил обо мне вполне удовлетворительное представление.

Противостояние красных и зеленых в Оке Мирп вызвало у меня множество мысленных параллелей с соперничеством Эстеркари и Стромбора, хотя я находил более острым и интересным конфликт между католикам и исламом в эпоху позднего Возрождения или яростную борьбу гвельфов и гибеллинов. И я также сознавал, что самая ожесточенная вражда похоже всегда идет между теми, чьи религии имеют общее происхождение. Народ заходящего солнца, древние обитатели Ока Мира, изначально населявшие его окрестности, хорошо потрудились, строя Великий Канал и Дамбу Давних Дней - то, ещё не виденное мной сооружение. Также они создали прекрасные города. Некоторые из них были разрушены и впоследствии затеряны, некоторые - разрушены и частично отстроены заново, и населены теперь новыми народами, отколовшимися от древнего красно-зеленого товарищества.

– Эти подлые магдагские крамфы, - сказал мне Зенкирен, когда мы возвращались в Санурказз.
– Мы знаем, как они строят. Они просто помешались на своем строительстве, они больны им.

– Оно уничтожает их жизнь, их культуру, - заметил я.

– Да! Они думают таким образом снискать милость своего злого хозяина, этого лжебога Гродно Зеленого, каждым затеянным строительством, каждой новой постройкой чудовищных масштабов. Они дочиста высасывают кровь из ферм, черпая оттуда рабочих и средства. И потому они должны для пополнения своих запасов совершать набеги и разорять нас.