Солнце ближе
Шрифт:
— Пройдет с возрастом, Викуля, — утешала ее мама, единственная из всех окружающих, кто был посвящен в ее тайные страдания. Остальные, в том числе и Лера (на лице которой один-единственный в жизни прыщик вскочил и вызвал целую истерику как-то накануне очередного Нового года), о Викиных мучениях по поводу ужасной картинки, которую она каждый день видела в зеркале, не подозревали. Впрочем, никто не знал, что она втайне мечтает о том, что неплохо было бы иметь ноги чуть подлиннее, грудь — чуть побольше, хотя бы совсем чуть-чуть, и вообще не мешало бы немного набрать вес, чтобы не быть такой худой. И очки на переносице ей страшно надоели, но… В конце концов, не так уж часто случается, чтобы все было идеально. Вот у нее, например, очень красивые волосы. Длинные, густые, очень тонкие и воздушные, как облако, спадающие вниз пышной, ровной и красивой волной. Таких красивых волос нет ни у одной из одноклассниц, и даже у Леры!
Но
Все это Вика прекрасно знала. И вот теперь, сидя на полу, она смотрела на свое отражение в зеркале, прищурив потемневшие, почти свинцового цвета, глаза, и думала: почему? Действительно — почему все-таки?..
Лера даже не догадывалась, насколько часто Вика задавала себе этот вопрос. Нельзя было сказать, чтобы он был для нее наболевшим — просто в спокойной и размеренной жизни Вики это был, пожалуй, единственный вопрос, на который она не знала ответа. Все остальное было ясно. Она смотрела на жизнь трезво, сама планировала свое будущее, сама преодолевала маленькие и большие сложности, которые порой возникали на ее пути. Вика знала, что по окончании учебы она пойдет работать в гимназию психологом — с устройством на работу обещали помочь родственники, — а потом, если получится, она устроится работать в какой-нибудь центр реабилитации. С тех пор как она стала жить самостоятельно, Вика потихоньку научилась чинить водопроводный кран, прочищать засорившуюся сливную трубу, готовить и завтрак на скорую руку, и замысловатый праздничный ужин. С детства влюбленная в книжки, Вика могла ответить практически на любой вопрос, связанный не только с литературой, но и с музыкой, кино и даже живописью. Еще Вика всегда знала, какой совет дать Лере, которая без конца попадала в ситуации, казавшиеся чрезвычайно сложными и неразрешимыми, — ей нужно было всего лишь немного подумать, для того чтобы найти выход. Вика знала массу полезных и бесполезных вещей, и только один глупый вопрос всегда ставил ее в тупик: почему?..
Почему Земля вертится? Почему пароход плывет? Почему, черт возьми, она до сих пор ни в кого не влюбилась?! В девятнадцать лет, когда некоторые из бывших одноклассниц уже повыходили замуж, одна успела развестись, а две уже ходили по улице с колясками? Может быть, она просто родилась не такой, как другие? Но ведь так не бывает. Человек должен кого-то любить — хоть однажды. А она за прошедшие девятнадцать лет жизни так и не узнала, как тревожно может стучать сердце от предчувствия встречи или разлуки, как перехватывает дыхание, когда ты чувствуешь на своих губах вкус других — любимых, теплых и мягких — губ… И еще тысячу, сотню тысяч вещей, которые вроде бы уже полагалось знать в ее возрасте. Так в чем же причина?
Сказать, что Вика была полностью обделена вниманием со стороны мужского пола, тоже было нельзя. И даже в те ужасные времена, когда кожа на лице напоминала Ватерлоо на следующий день после сражения, — еще тогда она чувствовала, что нравится мужчинам. Пятнадцатилетняя девочка, она ловила на себе взгляды, которые мужчина не может бросать на ребенка, — странные, мимолетные, а порой затяжные, словно прилипшие, взгляды, которые ее ужасно смущали и отпугивали. Так никогда не смотрели одноклассники, которых в то время уж точно нельзя было назвать мужчинами. Впервые Вика поймала на себе такой взгляд на уроке физкультуры — Владимир Николаевич, физрук, которого она знала с третьего класса, браво перепрыгнул через козла и, не сходя с матраса, внезапно уставился на нее, застыв на месте как вкопанный. Вика сидела на скамейке в одном ряду с одноклассницами, одетая в точно такую же, как и все, спортивную форму — белую футболку и спортивные шорты. Вика даже не успела понять, что происходит, как вдруг почувствовала легкое движение — Лера слегка толкнула ее. Вика посмотрела на Леру — та сидела с каменным лицом и смотрела в потолок, а потом перевела взгляд на физрука. Но он после минутного замешательства уже успел прийти в себя. Темно-голубые глаза Владимира Николаевича теперь смотрели в Викины глаза, но она успела почувствовать, что секунду назад они блуждали несколько ниже…
— Филатова, — произнес он, — пожалуйста, теперь ты.
Филатова — высокая, худая, рыжеволосая и ужасно некрасивая отличница, сидевшая в дальнем конце зала, — удивленно подняв брови,
— Вы меня, Владимир Николаевич? — переспросила она.
— Тебя, — ответил он и наконец-то оторвал взгляд от Вики, — конечно, тебя, Филатова, кого же еще?
— Видела, — Лера просто захлебывалась, — нет, ты видела, как он на тебя смотрел?!
— Видела, — ответила Вика, не зная, как ей, собственно, на все это следует реагировать.
— Маньяк сексуальный! — Лера вынесла свой приговор физруку. — А ты в следующий раз под футболку лифчик надевай!
— Вот еще, — отмахнулась внезапно повеселевшая Вика, — пускай смотрит, жалко, что ли?
Начиная с этого дня Вика потихоньку стала привыкать к мысли о том, что эти странные существа — мужчины — умудряются находить в ней какие-то признаки сексуальной привлекательности. Сначала физрук, потом — сосед с первого этажа, молодой, недавно пришедший из армии Ванька Гусев, потом — просто незнакомые мужчины на улице. Совершенно разные, они смотрели на Вику абсолютно одинаково. Вика даже удивлялась, насколько одинаковыми могут быть эти взгляды… Сначала ее это смущало, потом — смешило, а со временем — она и не заметила, когда это случилось — стало нравиться. Впрочем, в этом она долго не решалась признаться даже самой себе.
Примерно в это время с Викой случилась и первая влюбленность. Все одноклассницы уже в кого-то повлюблялись, Лерка зрела, чтобы влюбиться в Кирилла, и Вика решила не оставаться в стороне. Глаза одноклассника Андрея показались ей необыкновенно зелеными, стихи Ахматовой, разбередившие душу, так и рвались наружу — и были выброшены из нее бурным потоком полусвоих, полузаимствованных рифм и фантазий. Исписав почти половину тетради, Вика вдруг почувствовала, что как поэт себя полностью исчерпала, и в связи с этим глаза Андрея почему-то потускнели.
Ко времени окончания школы Вика имела нескольких поклонников — два одноклассника, бросая друг на друга ревнивые, а порой злобные взгляды (что очень смешило Вику), по очереди провожали ее домой. Вика скучала, раздумывая о том, что уж лучше бы она пошла домой с Лерой, которая, благородно сославшись на какие-то дела в школе, предоставляла подруге возможность устраивать свою личную жизнь. Один из двух, с гордым именем Виктор — в школе почему-то никто не называл этого неприметного, даже хилого, паренька-очкарика иначе, как Виктор — относился к Вике очень серьезно и все время твердил о том, что у него есть один лишний билет в консерваторию на концерт органной музыки или в оперный театр на балет. Вика балет не понимала и не любила, а орган в отличие от рояля обожала, но на концерт все же предпочитала ходить вдвоем с Леркой, которая любила музыку в любом ее проявлении. И вообще ее очень смешило сочетание «Виктор и Виктория». «Слишком воинственно», — со смехом жаловалась она Лере.
— Давай лучше сходим с тобой в «Теремок», — как-то предложила отчаявшаяся Вика, уже не знавшая, как отбрыкаться от навязчивого эстета, и решившая пойти ва-банк.
— В «Теремок»? — Он поднял брови и снисходительно усмехнулся. — Но ведь это детский театр.
— Вот туда-то тебе и надо. А во взрослый, мне кажется, тебя не пустят. Ростом не вышел. Да и мозги еще не созрели…
Виктор оскорбления не снес и вскоре начал провожать домой обалдевшую от счастья Аленку Филатову, которая была выше его на голову. Получилось грубовато, но результат того стоил. Другой Викин поклонник — Артем Привалов, — безусловно, личностью был намного более интересной начиная с внешности. Темные, почти черные, глубоко посаженные глаза, бледное лицо и темные пухлые губы — все это делало его похожим на черкесского князя, роднило с героями Лермонтова, от которого Вика была просто без ума. К тому же с Артемом было попроще: свои намерения он не пытался ничем завуалировать. Провожая Вику домой, уверенно клал руку ей на талию, а прощаясь, один раз даже поцеловал в щеку. Если бы не Вика, напряженная и смущенная от этого прикосновения мальчишеских губ, наверное, этот поцелуй в ту минуту оказался бы не последним. Но она буквально одеревенела и, совершенно не понимая своих чувств, отстранилась. На дальнейшие попытки физического сближения со стороны Артема она отвечала недвусмысленно отрицательно, и ему вскоре это надоело. Вика снова стала ходить домой в сопровождении Леры, а Артем, не долго промучившись, стал ухаживать за девчонкой из старшего, десятого, класса. Кстати, и сама Вика не больно-то переживала по поводу утраты красивого и интересного поклонника. После исчезновения Артема на личном фронте было практически без перемен, если не считать появления мерзкого, навязчивого Лешки, соседа по квартире, от одного вида которого Вику начинало тошнить. Он периодически делал Вике абсолютно прозрачные предложения зайти к нему домой и выпить «по чашечке водки». Лера называла его не иначе, как «двуногой гипертрофированной материализацией вечного кобелиного начала», сокращенно и со смехом — «дэгээмвэкабе».