Солнце цвета меда
Шрифт:
Одним движением Ивар оказался на ногах, лезвие с тихим шорохом покинуло ножны, точно ядовитая змея-нору. Сделал шаг, еще один – и открылся бочонок с прокисшим пивом, который вчера убрали за большой валун. Сейчас он валялся на земле, сухой, как вершина бархана, а рядом, нелепо разбросав ноги, распластался самый настоящий горный конь, лениво сучивший ногами.
Вместе с храпом от него исходил мощный запах перегара.
– Мошонка Фенрира! – не удержался Ивар. Пятясь бесшумно, словно трусливый рак, вернулся к лагерю и опустился на корточки рядом с безмятежно
– Вот так-то ты сторожишь? – грозным шепотом сказал конунг. – А ну вставай и буди остальных, только тихо! Понял? И пусть готовят веревки!
Ничего не понимающий берсерк кивнул, а Ивар направился к Ингьяльду. Тот вскинулся, когда его потрясли за плечо, уставился на конунга бессмысленным, отупелым взором.
– Тихо! – приказал Ивар. – Ничего не говори и следуй за мной!
Ингьяльд с некоторым трудом поднялся на ноги и, сонно лупая глазами, побрел за конунгом. В спины им летели зевки и приглушенные ругательства просыпающихся викингов. Когда обогнули камень, то Ивар просто отошел в сторону и сказал:
– Вот
Глаза эриля округлились, он поспешно зажал себе рот, сдерживая удивленное восклицание. Конь продолжал храпеть.
– Ты можешь одурманить его, чтобы он не сбежал, когда проснется? – требовательно поинтересовался Ивар.
Ингьяльд закивал так истово, что стало боязно за него: как бы излишне умная голова не отвалилась… Эриль отцепил с пояса короткий нож с рукоятью из кости и бесстрастно полоснул себя по левому запястью. Кровь потекла лениво, тонкой темной струйкой.
Ивар проглотил все вопросы, замер неподвижно, держа меч наизготове. Вдруг пьяная коняка очнется в самый неподходящий момент? Тогда оружие может очень даже пригодиться.
Ингьяльд обмакнул в кровь пальцы правой руки и двумя легкими, скользящими шагами подкрался к спящему животному. Опустился на колени и уверенными, мягкими движениями принялся что-то рисовать на ритмично вздымающемся и оседающем крупе.
Руны вспыхивали багровым свечением, и, когда надпись из трех знаков была закончена, конь вздрогнул, дернул ушами, храп на мгновение прервался, а потом зазвучал уже по-новому, тихо и с присвистом.
– Все, теперь он ваш, – Ингьяльд поднялся на ноги, – ничего не будет соображать, пока надпись не сотрется. За это время нужно убраться отсюда как можно дальше.
– Ясное дело. – Ивар кивнул и повернулся к дружинникам, которые уже давно нетерпеливо сопели за спиной. – Связывать не надо, теперь не уйдет, но вот повод накиньте.
– Повезло, что и среди коней бывают пьяницы, – сказал Нерейд.
– Они бывают и среди богов, что говорить о животных? – Ивар только сейчас как следует разглядел плененного зверя. Грива и хвост его сверкали на солнце, словно их сплели из серебряных нитей, а шкура была темно-лиловой, будто утроба грозовой тучи. Но во всем облике горного коня отчетливо ощущалась какая-то странность, что-то несоразмерное…
– Больно маленький он, – заметил Кари. – Плюгавый.
Ивар пригляделся внимательнее и с трудом удержался
– Ничего, – сказал он. – бабка насчет величины ничего не говорила. Ей нужен был горный конь – она его получит! А остальное – не наше дело.
– Да какой он конь? – усмехнулся Нерейд. – Так, горный конек… конек-горбунок!
Конек-Горбунок, которого Кари вел в поводу, бойко топал копытами, на привалах звучно хрупал травой, и только по тому, что он ни разу не нарушил молчания, да по мутным, словно затянутым пленкой глазам можно было догадаться, что с фиолетовым жеребчиком не все в порядке.
Руны на его боку продолжали гореть, но алый огонь все тускнел, и Ивар безжалостно гнал отряд, чтобы миг, когда он совсем погаснет, наступил как можно дальше от гор.
Они не шли, а почти бежали, останавливаясь лишь для краткого отдыха. Ночью привала не делали. Рассвет застал их уже за холмами, в лугах, тянущихся на юг, к молочной реке.
– Стойте! – выкрикнул Ингьяльд. – Руны сейчас перестанут действовать! Вяжите его!
– Намалюй их повторно! – предложил Эйрик.
– Эта действует только один раз! – Молодой эриль виновато опустил голову, щеки его заалели.
Пока Конька-Горбунка опутывали веревками, он стоял смирно, лишь беспокойно поводил глазами.
– В стороны! – приказал Ивар.
Некоторое время было слышно лишь шумное дыхание да то, как чешется Харек, а затем над степью прокатилось гневное ржание. Глаза Конька-Горбунка вспыхнули, он забился в путах, те затрещали, точно забор, о который решил почесаться матерый бык.
Нерейд поднял лук, стрела уверенно и спокойно лежала на тетиве, нацеленная точно в голову беснующемуся животному. Прочие воины тоже приготовили оружие. Если горный конь вырвется, то вряд ли откажет себе в удовольствии попробовать твердость копыт на тех, кто его пленил…
Но путы выдержали первый дикий натиск.
– И не пробуй вырываться, – глядя прямо в бешеные темные глаза, сказал Ивар. По морде Конька-Горбунка стекала пена, он еще пытался взбрыкнуть, ударить копытом, но было ясно, что это лишь пустая бравада. – Мы связали тебя крепко.
– Как вы посмели? – сквозь ржание и храп пробилась членораздельная речь.
– Нужда заставила, – картинно развел руками Ивар.
– А вот так, очень просто, – добавил Нерейд, бесшабашно ухмыляясь. – Что нам еще оставалось, если ты сам напился как последний дурак и отдался нам в руки?
Конек-Горбунок опустил голову, бока его тяжело вздымались, а хвост нервно вздрагивал. Когда поднял точеную морду, то в черных, будто два кусочка угля в глазах застыло отчаяние. – Что со мной будет?
Похоже было, что конь верно оценил обстановку. Поняв, что до родных гор далеко и сородичи не придут на помощь, что сбежать не удастся и что лучший вариант поведения – смириться.
– Не бойся, на мясо не пустим, – утешил животное Добрый Лычко, показывая в улыбке острые белые зубы. – Разве что буянить начнешь…