Солнце для двоих
Шрифт:
Дебору передернуло от такого признания. Ей совершенно не хотелось ничего слышать о сексуальных достоинствах Марианны.
— Почему вы не женились потом? С тех пор прошло столько времени.
— Все эти годы я провел за рубежом. Сначала в Камбодже. Потом Ближний Восток и, наконец, последним было Конго. При таком образе жизни нелегко завязывать серьезные отношения.
— По-моему, эта Марианна поступила по отношению к вам просто возмутительно.
— Вовсе нет. — Мартин улыбнулся. — Если бы я не знал вас, то мог бы подумать, что вы ревнуете.
Краска стыда залила щеки Деборы. Она действительно
— Давайте попробуем ягодного пирога Рей, — сменила она тему разговора. — А то, боюсь, нам ничего не достанется.
— Сегодня утром вы собирались уехать, даже не попрощавшись со мной, а сейчас вы, кажется, готовы убить мою бывшую невесту. Как же все это понимать?
— Не знаю, я сама ничего не понимаю. Хотите кусок пирога?
— Пожалуйста.
Дебора направилась в кухню, задержавшись по дороге на минуту, чтобы переброситься парой слов с Дереком. После разговора с Мартином ей многое стало ясно в его поведении. Так по крайней мере ей казалось. Теперь ей хотелось остаться на какое-то время одной, чтобы собраться с мыслями и решить, что делать дальше.
Ягодный пирог, покрытый сверху толстым слоем заварного крема, выглядел таким аппетитным, что перед ним, наверное, не устоял бы приверженец самой строгой диеты. Положив на тарелку еще и кусок шоколадного торта, Дебора вернулась к Мартину.
— Или мы идем танцевать, или я засну после такого обилия вкусных вещей, — со вздохом призналась она.
— Лучше танцевать, — улыбнулся одними глазами Мартин. — Макфарлейн уже достает скрипку.
— Я искренне рада, что вы вернулись из Конго живым и невредимым, — произнесла Дебора, вставая. — Подождите минутку, я только доем свой десерт.
Они смотрели друг на друга, и у обоих было такое ощущение, что в комнате нет никого кроме них. Мартин задумчиво накручивал на палец выбившийся из прически локон и одновременно гладил другой рукой ее щеку.
— Вам не кажется, что нам суждено было встретиться? — тихо спросил он. — Что не случайно я заметил того оленя и наткнулся на вас?
— Я приехала в Исландию не за этим, — возразила Дебора, опустив ресницы.
— И я не за этим. Мне кажется, что, когда вы наконец скажете, что вас привело сюда, в наших отношениях наступит перелом. Признаюсь, когда я рядом с вами, во мне что-то происходит. Притом, что я вовсе не такой уж любвеобильный и сейчас у меня далеко не лучший период жизни.
— Почему?
— Может быть, как-нибудь я расскажу вам почему, — неохотно пообещал Мартин. — Хотите — верьте, хотите — нет, но в армии у меня была репутация молчуна. Это только с вами я такой разговорчивый.
— Я вам верю, — ответила Дебора, протягивая свою тарелку. — Отнесите, пожалуйста, на кухню. Я переела. К тому же мне необходимо подняться наверх, чтобы подкрасить губы.
— Воспользуюсь тем, что вам сейчас не страшно лишиться помады, — пробормотал Мартин и, наклонившись, провел языком по ее губам.
Мать Деборы всегда говорила ей, что секс — постыдное занятие, которым занимаются всегда втайне. Почему же тогда поцелуи Мартина дарят ей такое наслаждение? Зачем мать внушала ей отвращение к такому естественному и радостному чувству, как любовь? Осторожно отстранив Мартина, Дебора быстро стала подниматься по узкой крутой лестнице.
Когда
Что сказала бы сейчас ее мать? Она всегда предавала анафеме любое проявление страсти. Дебора вспомнила цветочные клумбы их деревенских соседей, благоухавшие ароматами роз и пахучей жимолости. Перед домом ее матери имелись только два декоративных куста с темной листвой да заросли сорной травы, сквозь которую с трудом пробивались желтые одуванчики. Но, как только они зацветали, их безжалостно срывали.
Наверное, было бы только естественным и понятным, если бы, начав самостоятельную жизнь, Дебора восстала бы против материнских наставлений и пустилась во все тяжкие. Но что-то всегда удерживало ее от такого шага. То ли в ее ушах все еще звучали нравоучительные наставления Хильды, то ли она инстинктивно стремилась избежать участи своей бабушки и ждала мужчину, который покорил бы не только ее тело, но и душу.
— Нам надо поговорить! — раздался чей-то голос над самым ее ухом.
От неожиданности Дебора подпрыгнула на месте. Рядом с ней стоял Ламберт. Шум водопада заглушил шаги, и поэтому она не заметила, как он подошел. Зато отчетливо было слышно биение ее собственного сердца.
— Да, действительно надо, — ответила Дебора, стараясь сохранить хотя бы внешнее спокойствие.
— Прежде всего, скажите, кто вы такая и зачем сюда приехали?
Ламберт стоял напротив солнца, светившего ему прямо в лицо, и поэтому его волосы казались золотым шлемом древнего воина. Это объявление войны, подумала Дебора.
— Я приехала, чтобы найти моего деда. Его имя — Ламберт Норман.
— Вот как? — Ламберт сжал губы. — Объясните, черт побери, что вы имеете в виду.
— Моя бабушка, которую звали Мэри Фобстер, жила в деревне Бастонь. Вы встретились с ней в последние дни войны, когда английские войска стояли в деревне. Потом ваша рота передислоцировалась, а девять месяцев спустя родилась моя мать. Ее назвали Хильдой.
— Откуда вы знаете, кто в действительности был отцом вашей матери?
— Дело в том, что бабушка вела дневник, в котором она называет ваше имя, а также название этого поселка — Будардалур. Она подробно описывает, как, лежа на сене, вы вместе смотрели на частички пыли, блестевшие в пробивавшихся сквозь щели сарая лучах солнца.
Лицо Ламберта исказилось. Видимо, что-то дрогнуло в его душе, но не так-то легко было заставить сдаться этого человека.
— Это было так давно. Почему вы столько лет ждали?
— Потому что я и сама ничего об этом не знала. Моя мать умерла четыре месяца назад, и два месяца спустя на чердаке дома среди старых бумаг я нашла дневник Мэри, прочла его, и вот я здесь.