Шрифт:
Эта книга посвящается тем, кто никогда не сможет ее прочитать: отцу Эдгару, который сделал меня сильным; матери Барбаре, научившей разбираться в людях; брату Иэну, подарившему крылья, чтобы я мог летать.
Часть первая
Кто он, третий, идущий всегда с тобой?
Посчитаю, так нас двое: ты да я.
Но взгляну вперед по заснеженной дороге:
Там он, третий, движется рядом с тобой
В темном плаще с капюшоном.
И не знаю, мужчина ли, женщина.
Кто же он, идущий бок о бок с тобой?
1
Быстрее
Объект зовут Ясухиро Кавамура, он высокопоставленный чиновник, тесно связанный с либерально-демократической партией, или ЛДП, которая правит Японией чуть ли не со дня окончания Второй мировой.
В настоящий момент наш подопечный занимает пост заместителя министра землепользования в новом ведомстве Кокудокотсусо, образовавшемся после упразднения министерств строительства и транспорта. Очевидно, Кавамура кого-то там обидел, иначе я никогда бы о нем не узнал.
— Объект зашел в овощной Хигасимуры, придется обогнать, — послышался голос Гарри.
У каждого из нас по приемнику на микропроцессоре. Крошечные, они совсем незаметны в ушной раковине. Такого же размера микрофон спрятан за лацканом пиджака. Работают приемники на ультракоротких волнах, так что запеленговать невозможно, а если у кого и получится, сигнал зашифрован. Поэтому нам не нужно было держать друг друга в поле зрения, и в данный момент я знал, куда исчез Кавамура, хотя и шел далеко позади. Следить за объектом в одиночку — сущая морока; здорово, что у меня есть Гарри.
Когда до Хигасимуры оставалось метров двадцать, я свернул в одну из аптек, коих на Догензаке превеликое множество. Ничего удивительного: японцы просто помешаны на своем здоровье, борьба с микробами ведется в общенациональном масштабе. Многим срочно потребовалось купить по бутылочке тоника, который постоянно рекламируют по телевизору: в качестве активного компонента на этикетке указана вытяжка из женьшеня, а на самом деле обычный кофеин! Вот сараримэны, или попросту клерки с клеенчатыми портфелями и сосредоточенными лицами, подкрепляют силы перед рабочим днем в недрах какой-нибудь компании. Рядом молодые девчонки, похожие, словно инкубаторские цыплята: высветленные пероксидом волосы, дикий макияж, пустые глаза; всем своим видом красавицы демонстрируют пренебрежение к тому жизненному пути, что избрали для себя сараримэны, но взамен им предложить нечего. Вот седовласый пенсионер с морщинистым лицом, приехавший в Сибуйю, чтобы поразвлечься в одном из местных борделей. За свои утехи он заплатит кредитной картой с личного счета, а выписку спрячет от жены, которая прекрасно обо всем осведомлена.
Пусть Кавамура купит свои фрукты, а я сделаю вид, что выбираю эластичный бинт, благо в зеркальной витрине прекрасно видна улица. Зачем же Кавамура зашел в овощной? Неужели что-то заподозрил? Не нравится мне это, ох не нравится! Если бы не постоянный контакт, чтобы не спугнуть объект, Гарри пришлось бы споткнуться на ровном месте или завязать шнурок. Притаившийся в овощном Кавамура наверняка бы все заметил и укрепился в своих подозрениях. Атак Гарри неспешно пройдет мимо и остановится метров черед двадцать пять, когда я сообщу, что наш подопечный снова на улице.
Да, в овощной Кавамура
Выйдя из аптеки, я пошел гораздо медленнее, чтобы Кавамура успел выйти из магазина. На душе было неспокойно: не слишком ли я близко? Если понадобится срочно ретироваться, то в каком магазине можно скрыться? А что, если со станции за нами следит охрана Кавамуры? В таком случае я точно привлек их внимание: сначала спешил, чтобы не отстать от объекта, а теперь едва передвигаю ноги. По пути на работу люди так себя не ведут. Гарри наверняка тоже заподозрили.
— Я в сто девятом, — сообщил мой помощник. Значит, он зашел в торговый центр «109», где находятся одноименный ресторан и модные бутики.
— Зря, — отозвался я, — на первом этаже бельевой отдел. Боюсь, будешь выделяться среди школьниц, выбирающих лифчики на вате.
— Вообще-то я хотел подождать у входа, — проговорил Гарри, и я представил, как он заливается краской.
У входа в «109»-й всегда много туристов и праздношатающихся бездельников.
— А я-то думал, тебе нужно белье, — пробормотал я, стараясь подавить улыбку. — Ладно, веди себя тихо и жди сигнала.
— Понял.
До овощного всего десять метров, а Кавамуры до сих пор не видно. Придется идти еще медленнее. Впрочем, я на противоположной стороне улицы, и объект вряд ли сразу меня заметит, так что можно остановиться и повертеть в руках сотовый. Заметит он, только если обернется, хотя благодаря унаследованным от отца азиатским чертам из толпы я не выделяюсь. А уж на чистокровного японца Гарри (сокращенно от Харриоси) вообще никто не обращает внимания.
Вернувшись в Токио в начале восьмидесятых, я со своими каштановыми волосами (мамино наследство) казался белой вороной. Пришлось срочно стать брюнетом. Но в последние несколько лет страна с ума сходит от русых волос, так что можно больше не краситься. Постоянно говорю Гарри, чтобы купил себе краску, однако его внешность не волнует. Да и недостатков у моего друга не так-то много: робкая улыбка, будто в ожидании удара промеж глаз, нервное моргание, по-детски пухлые щеки и черная грива жестких волос. Те же самые черты делают его совершенно заурядным, а в нашей работе это самое главное.
Тут из магазина вылетел Кавамура, и мне пришлось остановиться. Для японца наш объект довольно высок, а при ходьбе он подпрыгивает, что очень помогает слежке. Зато одет Кавамура в темный костюм, как девяносто процентов идущих по Догензаке мужчин, включая Гарри и меня, так что не стоит отпускать его слишком далеко.
Не успев отойти на более-менее приличное расстояние, Кавамура остановился, чтобы закурить. Я постарался ничем себя не выдать: плечи опущены, взгляд прилип к спине бредущего впереди — ну вылитый менеджер.
Немного помедлив, Кавамура пошел дальше.
Я растянул губы в кривоватой улыбке. Японцы никогда не останавливаются, чтобы прикурить, боясь потерять сотые доли секунды, которые к концу жизни перерастут в недели. Ветра нет, а значит, нет и объективной причины останавливаться. На душе у объекта неспокойно, что еще раз доказывает его вину.
В чем он виноват, я не знаю и выяснять не собираюсь. Обычно я задаю всего несколько вопросов: будущий объект — мужчина? С женщинами и детьми не работаю. Нанимали ли кого-нибудь еще? Дублировать чьи-то действия и функционировать в команде неинтересно, я привык работать один. И еще: в отличие от террористов я никогда не задеваю посторонних, а угрожающие письма и требования выкупа считаю проявлением некомпетентности. Иногда прошу независимого доказательства вины, чтобы убедиться, что невинные не пострадают.