Солнце мертвых

Атеев Алексей Григорьевич

Дело принимало нешуточный оборот. Неизвестно, чем бы все кончилось, но Татьяна проявила характер. Замуж идти она категорически отказалась, да, откровенно говоря, ее особенно и не уговаривали.

Конфликт был улажен мирным путем, а вскоре раньше срока родился ребенок.

– Прокормим, – сухо сказал отец.

В глубине души Таня считала отца виновником всего происшедшего. Если бы не его буйный нрав, тяжелые кулаки, все бы было по-другому. Ее бывший возлюбленный несколько раз пытался увидеть сына, пробовал заговорить с ней на улице, а один раз явился домой. На беду, дверь открыл отец, и все повторилось. По правде сказать, никаких чувств

к возлюбленному у Тани не осталось. Все ее мысли были поглощены ребенком – мальчик рос слабым и болезненным. Институт, конечно, пришлось оставить. Отец хоть и не попрекал куском, но отношение его к дочери в корне изменилось. После этой истории он поседел, стал сутулиться. С Таней почти не разговаривал. Буркнет два-три слова… На внука и вовсе ни разу не взглянул. Мать втихомолку плакала, а Татьяна при первом удобном случае решила уйти от родителей.

Такой случай представился. Как-то случайно узнала она, что в больницу нового города Светлого требуются медсестры. Ребенку уже год, сидеть дома невмоготу – и она решилась. Главврач, узнав, что Таня почти кончила два курса мединститута, без колебаний принял ее на работу, пообещал квартиру, а пока комнату в общежитии. Все вроде складывалось неплохо. Дома к ее решению отнеслись без особого восторга, но и не удерживали. Отец был все так же мрачен, однако помог перевезти в Светлый кое-какие вещи дочери и внука. Мать пожила с ней неделю в общежитии, пока ребенок не был устроен в ясли, потом уехала. И пошла самостоятельная жизнь.

В общежитии, конечно, не заскучаешь, кругом все кипит – кто поет, кто пляшет, кто скандалит. Да и ребенок… Но Таня находилась как бы в вакууме. Живая и общительная, она после всего случившегося замкнулась, ушла в себя. Только Стасик и работа, больше для нее не существовало ничего. Вокруг нее, молодой и привлекательной, замелькали поклонники, но, увы, ни один из них не нашел того, что искал. Обжегшись на молоке, дуют на воду… На работе ее быстро заметили и оценили. Очень аккуратная, добросовестная, переживающая чужую боль, она, казалось, была создана для милосердия. А замкнутость… Ну и что же, если это делу не мешает. Довольно быстро она получила и однокомнатную квартиру в новом доме.

Тихо текла ее жизнь. Ребенок рос. Это был смышленый, хотя и тихий мальчик, любивший играть в одиночку. Забьется в уголок и строит что-то из кубиков. Бывало, подбежит какой-нибудь шустрый малец, разобьет, разрушит построенное, расшвыряет кубики. Стасик драться не бросается, но и не плачет. Соберет все и так же аккуратно и методично, как в первый раз, возобновляет стройку. В четыре года он уже умел читать и считать до ста. Но в эти же четыре года случилась с ним непоправимая беда. Как-то раз в детском саду старшие ребята раскрутили его на карусели. Он стоял, крепко вцепившись ручонками в поручни, и вдруг упал сначала на деревянный пол карусели, а потом свалился на землю. Сначала думали, что он просто ушибся, но потом заметили, что ребенок как-то странно дергается, закатил глаза, а изо рта идет пена.

– Падучая… – с дрожью в голосе сказала старая нянечка.

Приехала «Скорая», ребенка увезли. Когда мать, растрепанная и с лицом, покрытым красными пятнами, прибежала в больницу и узнала диагноз, она упала в обморок прямо тут же на холодный каменный пол.

Эпилепсия… Она, медик, хорошо знала страшный смысл этого слова.

«У ребенка нет будущего, – очнувшись, подумала она, – а значит, нет будущего и у меня».

Болезнь сына полностью замкнула ее. Приступы случались не очень

часто, но, как всегда, неожиданно. Тогда окружающие, особенно дети, смотрели на Стаса со страхом, смешанным с отвращением.

«Дергунчик» – прозвали его на улице, и прозвище крепко закрепилось за ним. С большим трудом Татьяне удалось устроить его в обычную школу. Учителя, а особенно некоторые родители были против подобного соседства рядом со своими детьми. И хотя припадки случались крайне редко, тем не менее отношение к нему в классе было настороженно-брезгливым. Постепенно мальчик научился чувствовать приближение припадка и старался в такие минуты уйти куда-нибудь, спрятаться. Именно это при эпилепсии особенно опасно, так как в беспамятстве и при отсутствии помощи можно разбить голову, прикусить язык, сильно покалечиться. Несколько раз со Стасом так и случалось. Учился он неплохо, но как-то вяло, без взлетов. Учителя в основном жалели его, это замечали товарищи по классу, и это еще больше отдаляло его от них. Замкнут Стас был чрезвычайно. Он любил читать, но предпочитал сказки, страшные истории и прочую подобную литературу. На улице почти не гулял, а сидел дома, где или читал, или строил разные замки и играл в солдатиков.

Целыми днями он находился в одиночестве. И надо сказать, что дома припадков с ним не случалось. Татьяна делала все возможное, чтобы вылечить сына. Она изучала обширную литературу по эпилепсии. Почти каждый отпуск возила ребенка к светилам психиатрии, однако эффект был нулевой.

– Неизлечим, – говорили ей светила, а она и сама знала это. Однако не теряла надежды.

Кроме врачей, существовали всякие знахари, ворожеи, старички и старушки, по слухам, вылечивающие от всех болезней. Они охотно брали деньги, а потом что-то нашептывали над головой ребенка, давали разные сушеные травы, какие-то бумажки с заговорами, которые нужно было носить в мешочке на шее.

Поговаривали эти «специалисты» и о нечистой силе, которая якобы вселилась в мальчика. Татьяна с досадой отмахивалась от этих разговоров. Узнав о несчастье с внуком, отец Татьяны стал присылать деньги, однако сам не приехал ни разу, зато мать живала у нее месяцами. Она души не чаяла во внуке. Однажды Татьяна узнала, что в областном центре, где-то на окраине, живет бабка, которая лечит любые болезни, в том числе и падучую. Много перевидала Татьяна подобных бабок, но надежды не теряла, решила попробовать и на этот раз.

Стасу шел тогда десятый год.

Она довольно быстро нашла дом, где жила знахарка. Это была подслеповатая, покосившаяся избушка, вросшая в землю по самые окна. Возле дома на скамеечке сидела бабка – вся в черном.

– Здравствуйте, – поздоровалась Татьяна. Стас оказался у нее за спиной.

– Бывай здорова, голубка, – откликнулась старуха.

– А Пелагея Дмитриевна здесь живет?

– Это я и есть, – старуха пытливо посмотрела на Татьяну, – с чем пожаловала?

Татьяна присела на лавочку и рассказала про свое горе.

– Ну-ка, Станислав, иди сюда.

Мальчик нехотя подошел. Старуха впилась немигающим взглядом ему в глаза. Позже он рассказал матери, что под этим взглядом ему казалось, будто он проваливается в какую-то пропасть.

– Ну что ж, – бабка повернулась к Татьяне, – пойдем в дом.

В чистой светлой комнате она попросила мальчика раздеться, осмотрела с ног до головы. Потом отвела его в другую комнату и попросила посидеть там. Он сел на стул и замер, будто застыл.

– А теперь раздевайся ты, – сказала она Татьяне.