Солнце мое 2
Шрифт:
— Олесь, ты мне завтра принесёшь конспекты-то?
— Конечно! Договаривались же!
— Тогда приду.
— У тебя ещё практика не закрыта.
Ой, блин, ещё и практика!
— Ладно, завтра порешаю.
Я отключилась, философски размышляя, что сильно много хорошего — харя треснет, и пошла к бабушке.
— Баб, а чё у нас с деньгами?
— В шкатулке! — строго сказала бабушка. — Мать позавчера принесла.
Шкатулку для таких целей она мне лично выделила, она же и водрузила её на почётное место в шкаф с хрусталём.
В
В апреле, несмотря на всю свою замороженность, я продолжала заниматься благоустройством клуба. Со стороны это, наверное, выглядело довольно механически.
Натурально, чувствовала я себя тогда как та баба из Тургеневского прозаического стихотворения, у которой помер единственный сын, и горе подломило её дочерна, но барыня, пришедшая посочувствовать, видит, что крестьянка стоит и отрешённо хлебает щи. Потому что — не пропадать же им. Они ж посолённые.
Тем не менее, я завела специальную тетрадь, в которую администратор Шура собирала разнообразные пожелания от педагогов (а иногда, заодно — и от арендаторов из меленького помещения).
Началось всё с танцоров и спортсменов. Стали они гимнастические лавки просить в зал, чтоб по периметру поставить. Полезная вещь, вообще-то, а то у нас в зале кроме колонки и полки с музыкальным центром вообще ничего нет. А в малом зале и колонки нет, с полуживым магнитофоном вошкаемся…
Потом подготовщица к школе осторожно спросила: а нельзя ли хоть тумбочку или какой-нибудь небольшой шкафчик под специальные материалы и пособия…
С собранных денег и закупились. Мебель, конечно, у зэков. Шкафчики, стеллажи и лавки вышли на три триста. Я невольно удивлялась про себя. Вроде, не так уж и много куплено — а три миллиона триста тысяч — во обороты! Миллионные!
Музыкальный центр взяли на Шанхайке, всё равно в магазинах всё то же самое китайское стоит, только втридорога.
Зеркала в туалетах и в прихожей повесили. Стенды для всяких полезностей. Расписание.
Стало гораздо цивильнее, и эхо в голых стенах не так гуляет.
Вот, всё, вроде, кажется, уже неплохо — а то одно, то другое вылазит.
Приходили парикмахерши, предложили в малом помещении специальные коврики для коридора положить, чтобы грязь поменьше растаскивалась. Туда купишь — и в клуб тоже надо, правильно?
Бесконечные траты прям.
Ещё задумывалась я про айкидо. Хорошо бы побольше этих их матов (или татами? хрен знает, как как их правильно назвать…), а то тех, которые тренер с собой притащил, на всех хватает с большой теснотой. Можно было бы всё на него взвалить, но детские-то группы мы, вроде как, от лица центра набираем и получаем за них, считай, в три раза больше. Не по-честному получится.
А ещё восточница внезапно набрала три детских группы. И туда девочки, начиная с дошкольного возраста, идут с маниакально-зомбированным видом целым косяком, обеспечивая дополнительную загрузку малого зала. Всё здорово, но просят большой ковёр во весь пол. Надо бы купить, — подумала я. И купила. Ну, и что, что полтора
Булдахтерию свою я никак не могла собраться и подбить. Такая замороженная апатия всю дорогу меня накрывала, это ж какой-то крандец. Но, видимо, лимиты нигде не превысила, потому что заглядывая в заветную шкатулку, чтобы рассчитаться с работниками, всегда находила достаточную сумму.
По-моему, я и в мае закрыла часть просьб-заявок: купила и эти грязевые коврики, и маты для спортсменов, и на всякий случай ещё туристических двадцать штук (вдруг народище как попрёт, ха!). И, насколько я помню, уже разложила по самодельным бумажным конвертам-свёрткам майские зарплаты.
В голове моей резко прояснело, и мне прям необходимо было заняться чем-то страшно деятельным. Начать я решила с финансов. Просидела я над своими компьютерными гроссбухами целый час, трижды пересчитывая туда-сюда и проверяя эксель, потому что денег у меня в шкатулке оказалось подозрительно много. Пять восемьсот. Ну и тыщи отдельные, мелочь. Вот, что значит, не ставить себе цель поскорее всё потратить. Обесцениваются же!
С другой стороны, наличие такой финансовой подушки меня до крайности обрадовало, поскольку я подозревала, что денег в универ опять придётся заносить. Но это всё будет завтра, заскочу на консультацию по зарубежке и с Амалией Иосифовной перетру. Подозреваю, что тут малой кровью не отделаешься.
Но всё это неприятное перекрывалось для меня тем, что из универа я как раз полечу милого повидать!
Я ещё раз пересчитала всю свою кубышку, подумала… и всю её сунула в сумочку, с которой завтра собиралась ехать. Мало ли. А вдруг. При этом нашла в своей школьной коллекции открыток несколько складных таких, вроде книжечки, и в каждую отсчитала определённую сумму — двести тысяч, триста, пятьсот, ещё раз пятьсот (мало ли), миллион, и уж остаток так.
Потом тщательно помыла руки (потому что у меня пунктик по чистоте) и поняла, что я, оказывается, голодная — ужас. Пошла в кухню и налопалась, как Тузик.
Ночь проспала совершенно счастливая.
НОВАЯ, МОЖНО СКАЗАТЬ, СТРАНИЦА
Альма матер ничуть не изменилась. Хотя, чего бы ей вдруг меняться? Особенных шишей на содержание вузов не перепадало, так что если и случится летом ремонт, то только косметический, самое обшелушенное подкрасить.
Интересно, где наши сейчас сидят?
Пройдясь, как тот суслик, до нашей бывшей аудитории и никого не встретив, я остановилась посреди коридора, нерешительно притопывая ногой. Ну, и где они? Чё я вчера-то у Олеськи не спросила?!
Досадуя на свою непредусмотрительность я развернулась и потопала в деканат — уж там кто-то должен бы знать?
Однако, секретарши на месте тоже не было. Сговорились они, что ли?
Зато дверь в кабинет деканши была приоткрыта, и слышно было, как она там чего-то ходит туда-сюда, постукивая каблуками. Может, это знак? Как её звать-то хоть, всё время забываю…