Солнце на антресолях
Шрифт:
– Он… дядя Коля был… Ты не поймешь…
– Террористом? – хотела пошутить я, но не получилось.
Мама серьезно посмотрела на меня.
– Вы – ужасно глупое поколение. Ничего не понимаете.
– Ненавижу, когда ты меня называешь на «вы», объединяя с некими мифическими ровесниками. Все очень разные.
– Ну да, – кивнула мама. – Дети демократии… взорванного мира… И в голове у вас что-то разорвано как будто…
– Мы же не виноваты, что родились в таком обществе… Я не виновата, – поправилась я. – Я – это я, а Мошкин,
– Он тебе нравится? – живо спросила мама.
– Мошкин? – засмеялась я. – Как может нравиться дебил?
– Сашенька! – всплеснула мама руками, даже порозовев. – Ну как же так! Хороший мальчик, я его видела, умненький, симпатичный, бойкий такой, веселый…
– Кто? Ты про кого сейчас говоришь? Мам… Не заговаривай мне зубы. Кем был этот дядя… Коля? И где он живет?
– Зачем тебе это, Сашенька?
– Да потому что я хочу знать своих родственников.
– У тебя есть Ванюша, папа, я, Глеб…
– В интересном порядке ты перечислила родственничков, мам… – Я покачала головой.
Да, кажется, зря я думаю, что мама моя простая и незатейливая. Мама – как матрешка. Откроешь – а там еще такая же, тоже простая, в платочке, с честными доверчивыми глазами. А там – еще…
– Хорошо, – сказала мама и погладила меня по руке. – Не ерепенься, Сашенька. Давай поговорим. Я ведь не многое помню. Папин брат был против Советской власти. Ты знаешь, что такое Советская власть?
– Мам… Это же Мошкин дебил, а не я!
– Ну вот. А мой папа, твой дедушка, был коммунист, верил во все, честно работал и… Ну в общем, они совсем рассорились.
– А что случилось с дядей Колей? – осторожно спросила я. – Его посадили в тюрьму?
– В это время в тюрьму за другие взгляды уже не сажали, Сашенька… Если только… гм… Родину не предавали в открытую – секреты военные не разглашали… Он уехал за границу, там работал на радио…
– Кем?
– Я точно не знаю… Журналистом, кажется… Рассказывал, как ему здесь плохо жилось…
– Ничего себе! – присвистнула я. – И ты мне ничего не говорила! А фамилия у него какая? Он тоже Орловский?
– Нет, он сократил ее. Орлофф, с ударением на первый слог, – улыбнулась мама. – Николас Орлофф. Ну все, узнала? Довольна?
– Да нет, конечно! Странный ты человек! Что тут скрывать-то?
– А вдруг бы ты тоже стала такой… – неуверенно покачала головой мама.
– Против России, что ли? Да с чего, мам?
– А с чего Коля вдруг таким стал? Два брата росли в одной семье, погодки. Один – мой папа, другой – дядя Коля. И один из них вдруг решил бороться с системой…
– Безумно интересно. И в какой стране он живет?
– В Австрии, кажется. Или нет, в Германии, – сдержанно ответила мама. – Жил, по крайней мере.
– Может, съездим к нему? – с ходу, не подумав, предложила я. – Хотя… А ты слышала его передачи?
– Один раз… – неохотно ответила мама. – Давно.
– А он знает, что его брат
– Сашенька… – Мама покачала головой.
– Ты не написала ему?
Мама серьезно посмотрела на меня.
– Ты разговариваешь со мной, как на допросе. Нет, не написала. Мне было очень тяжело. И я не знала, куда писать.
– А он сам ни разу не звонил?
Мама помолчала.
– Года четыре назад, наверное, пришла открытка без обратного адреса. Когда мы с тобой еще в пятиэтажке жили. А теперь он и нашего адреса не знает.
– И что в той открытке было?
– Ничего особенного, – вздохнула мама. – «Поздравляю с Новым годом, желаю крепкого здоровья…»
– А подписана она как была? Николас Орлофф или дядя Коля?
– Дядя Коля… кажется… – растерянно ответила мама. – А что?
– Большая разница, – объяснила я маме.
Недавно к нам в школу приходили двое сдержанных сорокалетних мужчин, строго и неброско одетых, с непроницаемыми лицами, приветливые и… необычные. С первого слова, когда они заговорили, в классе установилась полная тишина. Тишины у нас не бывает никогда – есть люди, которым наплевать на всех и на всё, они не боятся ни двоек, ни плохого аттестата, не боятся не сдать ЕГЭ и никуда не поступить, не боятся, что вызовут родителей – пусть учителя боятся! А они не боятся ничего, им нечего терять – то, что у них есть, потерять невозможно, так они считают. У них все было, есть и будет. И не потому, что они такие уж богатые. Самая богатая в нашем классе я, точнее, – мой папа. Просто никто об этом не знает и не узнает никогда.
Но когда те двое мужчин встали у электронной доски и негромко заговорили, все замолчали. Я видела, как порозовел Мошкин. Что такого говорят те двое? И тоже стала прислушиваться.
– …бесплатное. Единственно, что необходимо, кроме хорошего аттестата и ЕГЭ – отличное здоровье, первая группа. И сдать ДВИ – дополнительное внутреннее испытание.
– А если я… – попытался вякнуть кто-то сзади, но один из мужчин приветливо ему улыбнулся, и тот мгновенно завял.
– Что проверяется на ДВИ? – неожиданно для самой себя спросила я.
– На внутреннем испытании, – он посмотрел на меня внимательно, как будто подключился ко мне, хотел тут же узнать – кто я, что я, чего стою… – …проверяется ваша интуиция, сила воли и еще некоторые… гм… базовые характеристики личности. Так что добро пожаловать. И девочки в том числе.
Когда они ушли, несколько секунд в классе была тишина. Все переваривали. Потом заговорили, забубнили, заржали, заорали. Те двое были из Академии ФСБ – загадочной, закрытой Академии, где готовят разведчиков… Нет, конечно, сейчас никто особенно не хочет быть разведчиком. Но так романтично помечтать об этом, похвастаться, что ты бы пошел, просто неохота… И что они вдруг к нам приходили? У них не хватает абитуриентов? Какая-то программа по охвату лучших московских школ?