Солнце обреченных
Шрифт:
– Он задержан, Ваше Величество. Прикажите привести?
– Не надо, я сам подойду.
– Поедемте, Александр Николаевич, – произнес кучер Фрол, наклоняясь с козел, – с божьей помощью, доберемся до дворца, тут совсем немного осталось…
– Карета повреждена, – вмешался полицейский полковник, – разрешите предложить вам мои сани…
– Хорошо, только взгляну на преступника, – ответил Александр Николаевич, – хочу лично спросить, за что он хотел лишить меня жизни.
С этими совами император направился в сторону Рыскова, которого крепко держали сразу несколько человек. Рядом
– Спасибо, – улыбнулся царь, – я вполне могу сам идти.
Он подошел к Рыскову, с минуту молча разглядывал его, а потом чуть охрипшим голосом спросил:
– Ты бросил бомбу?
– Я.
– Кто таков?
– Мещанин Гладков, – ответил Николай, старательно отводя глаза в сторону.
Александр Николаевич посмотрел на него еще раз и после короткой паузы произнес:
– Хорош, нечего сказать…
После чего повернулся и медленно пошел в сторону Театрального моста. Его окружили моряки флотского экипажа и спешившиеся казаки. Видно было, что государь чувствует себя все же неважно – скорее всего, он был оглушен взрывом. "Покажите мне место взрыва", – обратился император к Дворжецкому. Полковник повернулся в сторону большого черного пятна, отчетливо выделявшегося на снегу. Александр Николаевич сделал два шага в указанном направлении, и в это время Игнат Грановицкий, оказавшийся совсем с ним рядом, бросил свою бомбу.
Раздался еще один взрыв, более мощный, окружение государя разметало в разные стороны. На снегу неподвижно лежали несколько тел – царя, тяжело раненного в обе ноги, оглушенного Дворжецкого и самого бомбиста.
Полковник Дворжецкий упал навзничь и на минуту престал воспринимать окружающее. Но потом сквозь дым и снежную пыль он услышал слабый голос: "Помоги!" Пошатываясь, полковник поднялся и приблизился к императору. Вид Александра Николаевича был ужасен – одежда сорвана взрывом, правая нога оторвана напрочь, левая, раздробленная, держалась на каких-то лоскутках ткани. Горячая кровь, дымясь на морозе, обильно заливала снег. Полицмейстер помог государю подняться и прислониться спиной к решетке. Александр Николаевич оперся руками о мостовую и в изнеможении закрыл глаза.
– Государь ранен! – разнесся над каналом чей-то истошный крик.
Сразу же набежали люди – случайные прохожие, казаки, кадеты, возвращавшиеся с парада, ротмистр Колюбакин и капитан Кох. Они подняли императора на руки и положили в сани. Кто-то предложил отнести Александра Николаевича в ближайший дом, чтобы оказать первую помощь. Царь, услышав это, чуть приоткрыл глаза и еле слышно прошептал:
– Во дворец… Умереть – там…
После чего потерял сознание.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
1 марта, воскресенье
Зимний дворец
Сани быстро понеслись к Зимнему дворцу. Жандармский ротмистр Колюбакин поддерживал государя, обхватив обеими руками то, что осталось от когда-то сильного тела. По дороге Александр Николаевич очнулся и тихо спросил:
– Ты ранен, Колюбакин?
– Никак нет, Ваше Величество! – сквозь
Александра Николаевича на руках внесли во дворец. Сначала никак не могли втиснуться в узкие деревянные двери, пришлось их вышибать. Умирающего решили положить в кабинете. По пути на второй этаж кровь императора капала на мраморные ступени лестницы, отмечая его последний путь.
В кабинете Александра Николаевича положили на диван, немедленно послали за докторами и цесаревичем. Государь был без сознания, его лицо сделалось смертельно бледным. Прибежал фельдшер Коган и попытался пережать артерию на левом бедре, но ничего не вышло – рана была слишком обширной и глубокой. Вслед за ним в кабинет спешно прибыл придворный медик, знаменитый доктор Боткин. Он осмотрел императора и приказал приготовить камфору.
Кабинет постепенно наполнялся людьми. Вошел наследник Александр Александрович, вместе с ним – жена и сын Никки в синем матросском костюмчике. Цесаревна все еще сжимала в руках коньки, которые сегодня так и не понадобились. Великий князь Михаил Николаевич громко отдавал приказания слугам, позади него стояли члены императорской фамилии, сановники и духовник государя.
Внезапно двери распахнулись и вбежала княгиня Юрьевская. Она рухнула на тело Александра Николаевича и, покрывая его руки поцелуями, зарыдала навзрыд: "Саша! Саша!". На княгине был розовый, с белым рисунком пеньюар, который немедленно стал красным от крови. Вслед за Юрьевской зарыдали все великие княгини.
Агония продолжалась почти час. Во дворец спешно примчался петербургский генерал-губернатор и подробно доложил о покушении – один преступник схвачен, второй, тяжело раненный, находится в тюремном госпитале. Его пытаются спасти, чтобы успеть допросить. Но шансов мало – скорее всего, он скоро умрет. Это был тот самый заговорщик, что бросил вторую, роковую для государя бомбу. Вместе с императором во время покушения пострадали восемь человек, в том числе четырнадцатилетний мальчик.
Наследник молча выслушал доклад и подошел Боткину.
– Есть ли хоть какая-нибудь надежда? – спросил он тихо.
– Никакой, – ответил Сергей Петрович и, чуть помедлив, добавил: – Но можно продлить жизнь его величества на час, если постоянно впрыскивать камфору…
Цесаревич отрицательно покачал головой и приказал камердинеру Трубицину вынуть из-под спины государя подложенные слугами подушки. Александр Николаевич захрипел, глаза его остановились.
Боткин сказал, обращаясь ко всем в кабинете:
– Государь кончается.
Семья и сановники приблизились к умирающему. Его глаза смотрели без всякого выражения, никого уже не видя. Или, может быть, государь что-то видел, но совсем иное, уже недоступное для простого смертного… Боткин взял окровавленную руку Александра Николаевича, послушал пульс. Потом распрямился и объявил твердым голосом:
– Государь император скончался.
Княгиня Екатерина Юрьевская громко вскрикнула и рухнула без чувств на пол. Все, крестясь, встали на колени, духовник начал читать молитву. Любимая собака императора, Милорд, ползавшая около окровавленного тела хозяина, жалобно и протяжно заскулила.