Солнце под землей. Стаханов и стахановцы

Матвеев Н.

За разговором не заметили, как прошло время. Дуся молча поставила перед мужчинами тарелки с нехитрой снедью, налила крепкого чая.

– Воздух будет, лес тоже дадим.
– Машуров с удовольствием прихлебывал горячий ароматный напиток.
– А ты уж постарайся, думаю сотню тонн дать сможешь.

– Я-то постараюсь, сделаю все, что в моих силах,- пообещал Стаханов.
– А что, если вдруг не дам рекорда?

– Еще опозоришься, что люди скажут?
– вмешалась в разговор Евдокия Ивановна.

Алексей не успел рта раскрыть, как его опередил Машуров:

–

Не волнуйся, Евдокия Ивановна, справится твой муж с заданием и будет таким же известным забойщиком, как Гришин с соседней шахты.

– А чем Стаханов хуже Гришина, - обиделась Дуся.

Обсуждая подробности предстоящего рекорда, договорились, что в ночь с тридцатого на тридцать первое августа Стаханов выйдет на рекорд с двумя лучшими крепильщиками участка Тихоном Щиголевым и Гавриилом Борисенковым. Оба были мастера своего дела, надежные люди и хорошие товарищи.

На том и закончился «короткий» разговор. Уже было совсем темно, когда Алексей пошел проводить гостей. Вернувшись, он долго стоял во дворе. В общежитии все давно спали, только его окно светилось. Небо было усыпано звездами, и Стаханову казалось, что они дружелюбно и ободряюще подмигивают ему с высоты. Он бесшумно открыл дверь, разделся, погасил свет и лег, стараясь не разбудить жену.

– Я не сплю, - услышал он ее тихий голос.
– Трудное дело вы затеяли. Не боишься, что не справишься?

– Конечно, страшновато. Ну да ничего, утро вечера мудреней. Давай спать.

Дуся вскоре заснула, Алексей слышал ее ровное дыхание, а сам лежал с открытыми глазами и уже в который раз прикидывал, как с наибольшим успехом организовать работу. Постепенно разрозненные мысли сложились в четкую картину, и Стаханов с облегчением вздохнул. За окном уже светало - небо из темного стало светло-сиреневым, а звезды на бледном небе гасли одна за другой, как будто кто-то выключал их, как лампочки. Стаханов встал, умылся, взял все, что нужно, быстро съел завтрак, приготовленный женой, и вышел в утренний холодок на улицу.

Сначала он шел медленно, но, сам того не замечая, все ускорял и ускорял шаги. С ним здоровались идущие на смену люди, окликали по имени, он машинально отвечал, думая только о том, что надо скорее попасть в шахту.

– Что-нибудь случилось?
– услышал он чей-то тревожный голос.
– Куда ты так торопишься?

«Если бы вы знали, что должно случиться», - подумал Алексей, а вслух сказал: - Ничего, все в порядке.

Глава II

Стаханова приветливо встретил начальник участка Машуров, когда тот вошел к нему в кабинет. На все многочисленные вопросы Алексея был лаконичный ответ: «Порядок» или «Будет сделано».

Стаханов направился в мастерскую проверить свой отбойный молоток. Он шел и размышлял: «Если все хорошо подготовлено и крепильщики не подведут, справлюсь. Рекорд будет, тем более что и наш Костя тоже в этом уверен».

Константин Григорьевич Петров, или «наш Костя», как его ласково называли шахтеры, был опытным партийным организатором. Он в тысяча девятьсот двадцать пятом году пришел работать слесарем на одну из шахт близ Кадиевки. А через

два года его избрали секретарем комсомольской организации, а вскоре и секретарем партячейки. В апреле тридцать четвертого Петрова вызвали в Донецкий обком партии и объявили, что его кандидатура выдвигается на пост парторга ЦК ВКП(б) - секретаря парткома шахты «Центральная - Ирмино». Здесь, на шахте, он быстро стал своим человеком. Он был нужен всем: в забое, на хозяйственном дворе, в шахтоуправлении, в клубе, в детском саду - в общем всюду. «Иди к Косте, он поможет», «Костя подскажет», «Костя Петров сказал - значит, так нужно», - говорили шахтеры. И сейчас то, что парторг не сомневался в успехе, придавало Алексею большую уверенность в своих силах.

В мастерской Стаханов взял отбойный молоток марки ОМ-5, изготовленный ленинградским заводом «Пневматика», и разобрал его. Каждую деталь тщательно осмотрел, промыл керосином, смазал маслом и снова собрал. Потом присоединил молоток к шлангу, по которому поступал сжатый воздух, и проверил, как он действует. Молоток работал отлично. Алексей аккуратно вытер его паклей и отдал дежурному.

– Ты, друг, его никому не давай, - попросил Стаханов слесаря и ^пошел к крепильщикам, с кем ему предстояло работать в эту историческую ночь.

Вместе еще раз уточнили, как будут работать, и договорились в девять часов вечера встретиться в нарядной, чтобы в десять уже быть на участке. Это время наиболее удачное: вторая смена уже ушла, работу третьей, ремонтной, - в ней трудились лесогоны, костерщики и слесари - можно перенести без ущерба для других на более позднее время - на пять утра, а в смену Стаханова включили коногонов, чтобы вывозить нарубленный им уголь.

Вроде все шло как надо, а на душе у Алексея было неспокойно, недаром говорят: ждать и догонять самое трудное.

В такой ответственный день Дуся постаралась приготовить то, что любил Алексей. Украинский борщ с плавающими кусочками сала и чесноком был подан прямо с огня, от картошки со сметаной, щедро посыпанной душистым укропом, шел такой аромат, что невольно появлялся аппетит. Алексей ел молча, сосредоточенно, машинально отодвигал пустую тарелку. Дуся не обижалась, она понимала, что муж поглощен предстоящей работой.

После обеда Алексей лег отдохнуть перед сменой и сразу уснул. Он даже не слышал, как жена убирала посуду, разговаривала с дочкой. Когда маленькая стрелка часов добралась до восьми, Дуся разбудила мужа:

– Вставай, а то, чего доброго, опоздаешь, - ласково приговаривала она.

Алексей поднялся свежим, бодрым, быстро собрался. Жена, провожая, обняла, хотела что-то сказать, но он быстро поцеловал ее и ушел.

Раньше назначенного времени Стаханов был уже в шахте. Нарядная выглядела необычно: яркие плакаты и лозунги, посвященные Международному юношескому дню, украшали стены и создавали праздничное настроение. Алексей надел шахтерку, взял лампу, отбойный молоток и запасные шилья. Встретил своих помощников Щиголева и Борисенкова и вместе с ними подошел к клети. Здесь было многолюдно - шахтеры уже знали о предстоящем рекорде, беспокоились и переживали за товарищей.