Солнце тоже звезда
Шрифт:
Мама открывает пароварку, чтобы проверить, готовы ли пельмени. Ее очки запотевают. В детстве меня всегда это веселило. Мама специально делала так, чтобы очки запотели как можно сильнее, а потом притворялась, будто не видит меня. Сейчас она просто снимает их и протирает полотенцем.
– И что случилось с твоим братом? Почему он не справился? Он всегда справлялся.
Без очков она выглядит моложе, симпатичнее. Странно ли считать собственную маму симпатичной? Вероятно. Уверен, что эта мысль никогда не приходит в голову Чарли. Все его девушки (все шесть) были очень миленькими и пухленькими белокожими блондинками с голубыми глазами. О, нет, вру. Была одна девчонка, Агата. Она стала последней,
Мама снова надевает очки и ждет ответа. Я должен найти для нее ответ. Она не выносит неопределенности. Неопределенность – ее враг. Думаю, это потому, что она росла в нищете в Южной Корее.
– Он всегда справлялся. Что-то случилось.
И теперь я чувствую еще большее раздражение. Может, ничего с Чарльзом и не случилось. Может, он вылетел из университета просто потому, что ему не нравились занятия. Может, ему не хочется быть врачом. Может, он вообще не знает, чего хочет. Может, он просто изменился. Но в нашей семье меняться не позволено. Мы обязаны выучиться на врачей! Мы встали на этот путь, и сойти с него так просто не выйдет.
– Вам, мальчики, легко тут. Америка сделала вас нежными.
Если бы всякий раз, когда я слышал это, у меня появлялась еще одна извилина в мозгу, я был бы чертовым гением.
– Мы родились тут, мама. Мы всегда были нежными.
Она усмехается.
– Что насчет собеседования? Ты готов? – Она обводит меня взглядом, и то, что она видит, ее не удовлетворяет. – Тебе бы постричься перед ним.
Уже несколько месяцев она настаивает, чтобы я избавился от своего короткого хвостика. Я издаю звук, который одновременно значит и согласие, и несогласие. Она ставит передо мной тарелку с манду, и я ем их молча. Из-за важного собеседования родители позволили мне сегодня не ходить в школу. Сейчас только восемь утра, но я ни за что не соглашусь остаться дома еще на пару часов и вести все эти разговоры. Прежде чем я успеваю сбежать, мама вручает мне кошелек.
– Anna [5] забыл его взять. Отнеси ему.
Я уверен, что она собиралась отдать его Чарли, когда тот собирался в магазин, но забыла из-за той истории на кухне.
Я беру кошелек, хватаю свой блокнот и тащусь наверх одеваться. Моя спальня – в конце длинного коридора. Я прохожу мимо комнаты Чарли (дверь, как обычно, закрыта) и родительской спальни. У стены стоит парочка нераспакованных маминых холстов. Сегодня у нее выходной, и, готов поспорить, она предвкушает, что проведет день в одиночестве за рисованием. Последнее время она рисует тараканов, мух и жуков. Я посмеиваюсь над ней. Говорю, что сейчас у нее Эпоха Мерзких Насекомых, но она нравится мне даже больше, чем Эпоха Абстрактных Орхидей, которая закончилась несколько месяцев назад.
5
Папа (кор.).
По пути в свою комнату я делаю небольшой крюк, заглядывая в пустую спальню, которую мама использует в качестве своей арт-студии. Мне интересно, нет ли там новых рисунков. И точно: она нарисовала гигантского жука. Сам холст не очень большой, но жук занимает почти все свободное пространство. Мамины рисунки всегда были яркими и красивыми. И ее затейливые, почти анатомические изображения насекомых получаются просто великолепными. Гигантский жук выполнен в темных перламутровых оттенках зеленого, синего и черного. Панцирь жука сверкает, словно масло, разлитое на воде.
Три года назад папа сделал маме сюрприз
Оказавшись у себя в комнате, я в десятитысячный раз (плюс-минус) задумываюсь о том, как сложилась бы мамина жизнь, если бы она осталась в Корее. Какая бы ее ждала судьба, если бы она никогда не познакомилась с моим папой? Если бы у нее не появились мы с Чарли? Стала бы она художницей?
Я надеваю новый, сшитый на заказ серый костюм и красный галстук. «Слишком ярко», – сказала мама, когда я примерял его в ателье. Очевидно, она думает, что только картинам позволено быть яркими.
Я заявил, что красный цвет поможет мне выглядеть увереннее. Сейчас, когда я смотрю на себя в зеркало, я должен признать, что действительно выгляжу уверенно и изысканно (да, изысканно). Жаль, что я одеваюсь так ради этого собеседования, а не ради действительно важного лично для меня события. Я смотрю прогноз погоды в интернете и решаю, что пальто мне не понадобится. Сегодня обещают до двадцати градусов выше нуля – идеальный осенний день.
Хоть я и раздражен тем, как мама повела себя с Чарли, я целую ее и обещаю постричься, а потом выхожу из дома. Сегодня днем моя жизнь запрыгнет в Поезд, направляющийся к станции Доктор Даниэль Чжэ Хо Бэ, но до того самого часа этот день принадлежит мне. Я займусь тем, чем мне подскажет заняться мир. Я представлю, что я в гребаной песне Боба Дилана – я последую за ветром [6] . Я буду представлять, что будущее – это широко распахнутая дверь и случиться может все что угодно.
6
Blowin' in the wind – песня Боба Дилана.
Наташа
ВСЕМУ ЕСТЬ ПРИЧИНА. Так говорят. Моя мама, например, часто повторяет: «Всему есть причина». Обычно люди произносят эти слова, когда произошло что-то неприятное, но еще не фатальное: автомобильная авария, в результате которой никто не умер; растяжение ноги, а не перелом.
Как и следовало ожидать, моя мама не сказала излюбленную фразу, узнав о депортации. Какие вообще могут быть причины у этого кошмара? Мой папа, который, собственно, во всем виноват, говорит: «Порой мы не способны постичь Божий замысел». Я бы посоветовала ему не полагаться во всем на Бога, ведь надежда на чудо не может быть жизненной стратегией. Но для того чтобы это сказать, мне придется с ним заговорить, а я не хочу.
В глубине души почти все верят, что у жизни есть некий смысл. Справедливость. Элементарная порядочность. Хорошее случается с хорошими людьми. Плохое – лишь с плохими. Никто не хочет признавать тот факт, что жизнь стихийна. Папа недоумевает, откуда взялся мой цинизм, но я вовсе не циник. Я реалист. Лучше видеть жизнь такой, какая она есть, а не такой, какой тебе хочется ее видеть.
Нет никаких причин. Все просто происходит.
Но вот некоторые очевидные факты: если бы я не опоздала на встречу, я бы не познакомилась с Лестером Барнсом. И если бы он не произнес слово irie, я бы так и молчала у него в кабинете. А если бы я молчала, то сейчас не держала бы в руке бумажку с именем адвоката, который славится тем, что решает самые сложные дела.