Солнце в декабре
Шрифт:
В городе Тричуре мы миновали центральную площадь, где возле магазинов и на базаре была тысячная толпа, а над ней колыхались тысячи черных зонтиков, и подъехали к гэстхаузу, дому для гостей, чтобы передохнуть. Нас можно было отжимать, выжимать, скручивать или раскатывать, как тесто. Встречавшим нас хозяевам гэстхауза я не сказал ни «здравствуйте», ни «добрый день». Я едва доплелся до душа и встал под него, пустив холодную воду. Не помню, разделся предварительно или забыл. Потом мокрый (вытереться не хватало сил) я дотащился до отведенной мне комнаты, присел отдышаться и… проснулся через полтора часа.
Именно этот противный сон лишил меня возможности увидеть знаменитый тричурский зоопарк, где собрана редкая коллекция живых
Из Тричура наш путь лежал мимо чайных плантаций, каучуковых, банановых. Теперь лес уже теснее подступал к шоссе. Мелькали деревни, в каждой из них было оживленно. Устанавливали арки над шоссе, украшали их полосками желтой бумаги, и ветер шевелил эти полоски. Казалось, все жители деревень, празднично одетые, вышли на дорогу и чего-то ждали.
Оказалось, что сегодня храмовой праздник. Сегодня статую бога перевезут из храма, который в низине, в горный храм. И во всех деревнях ждали появления священной процессии.
Теперь я боялся только одного: что мы приедем в конечный пункт нашего путешествия, в деревню Черут-хурути, раньше, чем пройдет эта процессия. Все шло к тому, пока у въезда на мост через маленькую реку мы не уткнулись в толпу. Двигаться дальше было нельзя. Сотни крестьян пришли сюда, чтобы встретить процессию, которая, говорят, приближалась. На самом мосту устраивалась торжественная встреча. По обеим сторонам стояли маленькие девочки, девочки постарше и взрослые женщины, и каждая держала в руках плошку с кокосовым маслом. Там же лежал туго свернутый хлопковый жгут.
Смеркалось. Стало легче дышать. Когда совсем стемнело, вдоль ряда девушек прошли парни и подожгли светильники. Над вечерней рекой вспыхнуло триста огоньков, потому что с плошками выстроились триста человек.
Огни покачивались, высвечивали девичьи лица, радостные и возбужденные. В плошках тихо шипело масло. Парни, все в белом, взяли кувшины и доливали масло, чтоб не погас огонь встречи.
Я вышел из машины и вместе с Бхаскараном Наиром втиснулся в толпу. У моего друга обнаружилось множество знакомых, прибывших сюда из Кочина. Каждому из них он меня представлял и говорил… После приема в Мадрасе я был подготовлен к такой аттестации, но все-таки всякий раз вздрагивал.
— Это известный и выдающийся советский писатель… — говорил про меня Бхаскаран Наир, и я пожимал кому-то руку. Потом он стал представлять меня всем подряд.
— Это известный и выдающийся…
Нас пропустили на мост, где девушки держали в руках трепещущие огоньки.
— Это известный и выдающийся…
Сквозь все кордоны умудрились протиснуться вездесущие мальчишки.
— Это известный и выдающийся… — И я пожимал мальчишкам руки.
Потом мы перешли мост и увидали слона. На нем была золотого цвета попона, на хоботе — нашлепка золотого цвета, а сам слон был раскрашен яркой краской.
Рассказывают, что, когда праздник кончается, слоны яростно смывают с себя краску: они очень чистоплотны. Мои вкусы и вкусы слонов совпадают — без раскраски и украшений они мне нравятся больше.
На самом верху наряженной громады сидел человек. Я ждал, представят меня слону или нет.
— Эй! — крикнул обоим — слону и тому, кто сидел наверху, — Бхаскаран Наир. — Смотрите! Это гость из России — известный и выдающийся…
Хозяин слона перегнулся и протянул мне руку. Я встал на цыпочки и протянул руку в ответ. Дотянуться друг до друга нам не удалось. Но слон приветливо помахал хоботом, и я осторожно дотронулся до него.
Мы ждали около двух часов. Весело шумела толпа, в окна нашей машины заглядывали озорные мальчишечьи глаза. Мы были здесь дополнением
Наконец кто-то из главных распорядился пропустить нашу машину. Мы миновали светящийся мост, миновали моего знакомого слона, миновали железнодорожный переезд и минут через пятнадцать встретили процессию. Она задержалась вот почему. В грузовике, который вез огромную статую из белого мрамора, гиглох двигатель. Капот был открыт, и водители всех машин собрались сюда и давали советы водителю грузовика. Видимо, мраморный бог не избавляет от автомобильных неурядиц. Добрая сотня паломников, вполне современных, на машинах, украшенных желтыми флажками, терпеливо ждала, когда починят грузовик.
В девятом часу вечера мы добрались до Черутхурути, свернули с шоссе направо и остановились у запертых ворот «Керала Каламандалам». Шофер включил большой свет, в его лучах заплясали москиты и ночные бабочки, шофер отчаянно сигналил — никто не появлялся.
Каламандалам — это центр театра катхакали, представления, в котором слились воедино танец, пантомима, драма и которое сопровождается инструментальной музыкой. Катхакали танцуют в гриме и в эффектных красочных костюмах.
Ритуальные представления в храмах были распространены в Керале еще в древности. Во II столетии нашей эры исполнялась легенда о том, как богиня Дурга убивала демона Дарику. Такой сюжет и сегодня живет в пьесах для катхакали. История этого вида искусства восходит к фольклору. Грим берет начало от масок богов и демонов древнего народного театра, а знаменитое мудра — положения пальцев рук — в значительной степени основано на канонах «Натьяшастры». Легендарный мудрец Бхарат Муни в III–IV веках нашей эры писал в этом трактате:
«Драма есть подражание деяниям и поступкам людей, насыщенное разнообразными настроениями и живописующее различные положения. Она должна рассказывать о человеческих деяниях, добрых и дурных, и тем ободрять людей, служить им развлечением и утехой, а также и наставлением».
Театр катхакали не во всем следует «Натьяшастре», хотя эти слова относятся к нему в полной мере. Когда-то катхакали пользовался большой популярностью, но уже в конце прошлого века этот вид искусства исчез почти полностью. Около ста лет назад на месте, близком к тому, где сегодня находится Каламандалам, семья Намбудири, хранившая традиции катхакали, устроила фестиваль. Восемь ночей подряд длилось представление.
Одним из тех, кто посетил фестиваль и пришел от него в восторг, был отец Валлатхола — будущего знаменитого поэта, который писал на малаялам. Поэт, публицист и общественный деятель Валлатхол поставил целью возродить катхакали, создать профессиональные труппы и поведать о нем миру.
В 1928 году он организовал лотерею. Билеты продавались в Индии в течение двух лет, и на вырученные деньги в 1930 году была создана первая школа катхакали. В ней насчитывалось четыре студента, и размещалась она в частной квартире. Через два года школа перебралась в помещение побольше, а в 1936 году в деревне Черутхурути, около Шорапура, на берегу самой длинной реки в Керале, было наконец сооружено специальное здание. Сюда-то мы и приехали, в центр катхакали, этот центр зовется Каламандалам, а официальное название полегче: Государственная академия искусства катхакали, оттантхулал, мохинияттам, кутху, кудияттам, бхарат натьям и других классических танцев.