Солнце встает не для нас
Шрифт:
— Ни в коем случае.
— Похвально. Если вы, доктор, не станете вырывать этот зуб, а залечите его, не причинив боли пациенту, команда будет считать вас настоящим эскулапом, а это поможет вам лучше справляться с вашими обязанностями, которые, как вы скоро увидите, довольно разнообразны и многочисленны.
«Вы скоро увидите». Точно такую же фразу я слышал сегодня от Легийу. Уж не сговорились ли они с капитаном?
Пауза. Он подносит чашку к губам, с наслаждением, как настоящий знаток, смакует чай. Потом отставляет чашку и безо всяких околичностей спрашивает:
— Ну, и каковы
— Прием был очень сердечным.
— Вы им тоже понравились, доктор. И вот еще что. Не думайте, будто вы обязаны все время торчать у себя в каюте или в лазарете. Медицина медициной, но и кроме нее на свете есть немало интересных вещей… ПЛАРБ — настоящее чудо техники. Побродите по кораблю, поспрашивайте людей. Они постараются вам ответить.
И тут же, улыбнувшись, добавляет:
— Не на все вопросы, разумеется.
Примерно через неделю после этого разговора я, взвешиваясь утром в санчасти, делаю удручающее открытие: я поправился на целый килограмм! Наскоро прикинув, чем грозит мне такая «поправка» в будущем, я тут же предписываю себе строжайший режим. Ни крупинки сахара с чаем. Никаких полдников. Никаких закусок. Никаких шоколадных батончиков за завтраком.
Но и этого мне кажется недостаточно — к моему спартанскому режиму я спешу присоединить спортивные упражнения.
— Скажите мне, Легийу, где у нас находится тренажер?
— В ракетном отсеке. А что случилось? Уж не начали ли вы полнеть?
Я киваю и обреченно жду, когда Легийу произнесет свою коронную фразу «понятное дело», но он ограничивается ухмылкой.
Дорогая читательница, Вам, быть может, покажется странным это выражение — «ракетный отсек». Так вот, представьте себе нашу ПЛАРБ в виде домашнего пирога, поделенного на ломти. На семь ломтей, ибо, как известно, в цифре семь есть нечто магическое, — они-то и называются отсеками. Сейчас я их Вам перечислю в обратном порядке, от кормы к носу.
Машинный отсек. Это как бы пирог в пироге, начиненный всякой всячиной, о которой я расскажу как-нибудь позже.
Электромоторный отсек, в котором расположена электростанция, вырабатывающая ток, и всякого рода вспомогательные устройства, необходимые, в частности, для функционирования ядерной «печи».
Атомный реактор. Не трепещите, пожалуйста. Спору нет, это настоящее чудовище. Но оно содержится в надежной клетке. И во время плавания в нее никто не суется.
Отсек регенерации воздуха — им ведает тот самый Форже, что прочел мне целую лекцию во время первого ужина в кают-компании. Там же находятся дополнительные блоки электропитания.
Ракетный отсек, где мне предстоит сбавлять вес на тренажере.
Центральный отсек с главным командным пунктом (название говорит само за себя), помещениями для экипажа и владениями вашего покорного слуги, а попросту говоря — санчастью.
И наконец, торпедный отсек. На «Несгибаемом» помимо торпед установлены две тактические ракеты «Экзосет», предназначенные для поражения из-под воды надводных кораблей противника.
В отличие от ломтей домашнего пирога отсеки ПЛАРБ не квадратные в разрезе, а круглые: каждый такой кругляш, кроме кормового, имеет метров
Забегая вперед, скажу, что за время плаванья мне пришлось дважды иметь дело с растяжением сухожилий и один раз — со смещением коленной чашечки; матрос, которому так не повезло, чересчур поспешил и как следует двинул коленом о ступеньку. Прооперировать его я, конечно, не смог. Так ему и пришлось маяться с больной ногой до самого возвращения в Брест.
Будь я ведущим на телевидении, эта история с коленом послужила бы мне хорошим переходом для рассказа о моих упражнениях на тренажере. Но я пренебрегу удобным случаем, чтобы сказать еще два слова о ракетном отсеке, самом вместительном на ПЛАРБ: двенадцать метров в высоту, двадцать в длину и десять в ширину. Коридор, опоясывающий его со всех четырех сторон, самый широкий на корабле. И освещен этот отсек лучше остальных.
Поскольку ПЛАРБ предназначена прежде всего для запуска ракет и ракеты эти являются главным образом баллистическими — я говорю «главным образом», потому что не следует забывать о торпедах и тактических ракетах в носовой части, — так вот, учитывая все это, уместно предположить, что все эти шестнадцать цилиндров с ядерными боеголовками будут внушать Вам (да и мне) чувство настоящего ужаса. Но, как ни странно, ракетный отсек не только самый просторный, но и самый красивый из всех. Царящая в отсеке чистота, блеск стальных и сияние медных конструкций придают ему, я бы сказал, некую неповторимую изысканность и элегантность.
Поработав педалями вхолостую, я сбавляю темп и перевожу дыхание. Пот льет с меня градом как расплата за каждый лишний кусочек сахара.
В глубине коридора появляется Роклор, второй боцман, и еще издали улыбается мне, обнажая крупные зубы. Я подлечил его, когда у бедняги началось воспаление среднего уха; принимал я его к концу рабочего дня потому что несколько минут обследования у нас с ним всякий раз выливались в двадцать минут болтовни.
Жена Роклора, уроженка Бреста, отучила его от марсельского акцента. Но в характере второго боцмана сохранилось что-то неистребимо южное. Он смугл, порывист, худ как щепка. Говорит — как из автомата строчит, и все больше длинными очередями. Ему всего двадцать шесть, а у него уже одиннадцатилетний сын, — таким образом, он побил все рекорды по части ранних браков, с чем я его и поздравил, разинув рот от изумления. Он был весьма польщен.
— Ну и работенку же вы себе задали, — говорит он, видя, как я взмок. — С чего бы это?
— Поправился на целый килограмм. Ладно, на сегодня с меня хватит, — решаю я, продолжая крутить педали, но уже с некоторой ленцой. — Если мне не изменяет память, Роклор, вы обслуживаете пульт, обеспечивающий безопасность погружения?
— Так точно, доктор.
— И сколько у вас там всего механиков?
— Человек тридцать.
— Порядочно. А как же получилось, что я знаком только с вами?