Солнце взойдёт
Шрифт:
— Боже мой, — сказал Смотрисам, — что-нибудь случилось?
Вместо ответа Джейн издала лишь еще несколько воплей — по правде говоря, воплей было довольно много. Даже когда свет опять погас, она продолжала бормотать и всхлипывать еще почти две минуты, а это довольно долгое время.
— Так лучше?
— Ввввввввввввв.
— Прости, что?
— Ммммммммммммм.
— Надеюсь, я не испугал тебя, — проговорил Смотрисам. — Возможно, мне следовало упомянуть, что некоторых моя внешность расстраивает. Например, меня, — добавил он.
Джейн понемногу утихала, перейдя к
— Иногда я пугаюсь так, что света белого не вижу, — произнес Смотрисам. — Все зависит от того, в каком я расположении духа. Да, кстати, — продолжал он, — насчет моего имени. Вообще-то, полностью меня зовут Исполняющий Работы по Рассмотрению и Исправлению Заблуждений, но друзья меня называют просто Смотрисам. Вернее, называли бы, если бы они у меня были. — Он помолчал. — Но у меня их нет, — прибавил он. — Наверное, моя внешность против меня, как ты считаешь?
— Ммммммммммм.
Послышался вздох.
— Прежде, — продолжал Смотрисам, — меня называли Воздаяние, и по мне, это было совсем неплохо, потому что я мог называться Даном — в древности было такое племя. Но потом Наверху решили, что «Воздаяние» звучит слишком старомодно, и изменили его. Теперь любят подчеркивать позитивные моменты работы, которую мы здесь делаем. А работа у нас тяжелая.
Джейн застыла. Невероятно долго она следила за тем, как крупная капля пота скатывается по ее лицу, добираясь до кончика носа, и за это время ей пришло в голову — по крайней мере, в ту часть ее головы, которая играла в этом эпизоде примерно ту же роль, какую играл оркестр на палубе тонущего «Титаника», — что Страх — это другое измерение.
— Ну, как бы то ни было, — продолжал тем временем Смотрисам, — теперь мне уже все равно, как меня называют, я привык к своему новому имени. Имя, на самом деле, вполне подходящее, поскольку люди видят воздаяние так, как они хотят его видеть, так что я для всех выгляжу по-разному. Ужасно, разумеется, но по-разному. Так что мне кажется, что «Смотрисам» — вполне неплохое имя, как по-твоему? — Он помолчал. — Потому что каждый может смотреть сам и видеть меня таким, каким, по его мнению, я должен быть, понимаешь? Каким я тебе показался, кстати?
Джейн тяжело сглотнула, обнаружив, что кто-то проложил в ее горле шершавую бетонную дорожку.
— Ты был очень большим, — проговорила она. — Огромным. И склизким. С костей у тебя свисали куски полуразложившейся плоти. И еще там были эти черви…
— Ах-х. — В темноте послышалось тихое сопение. — Похоже, ты застала меня не в лучшем виде.
— Гм.
— Ты сказала — черви?
— Угу.
— Какая отвратительная мысль, — произнес голос. — Должен сказать, у тебя довольно мерзкое воображение. Возможно, тебе стоит проконсультироваться с кем-нибудь по этому поводу.
Последовало долгое молчание.
— Ну что ж, — произнес наконец Смотрисам, — все это очень хорошо, но так мы далеко не продвинемся. Слушай, ты не станешь слишком возражать, если здесь все же будет немножко посветлее? Обещаю держаться
— Давайте, — дрожащим голосом сказала Джейн. — Я закрою глаза.
Послышался щелчок, и сквозь темноту просочилось слабое сияние, как чернила, пропитывающие промокательную бумагу.
— Вообще-то многие обнаруживали, что закрывать глаза не помогает, — заметил Смотрисам. — Знаешь что, я лучше спрячусь за маховое колесо. Тогда ты не сможешь меня увидеть.
Медленно, с большими паузами, Джейн досчитала до десяти.
— Готово? — спросила она.
— Готово.
Она открыла глаза. К ее неописуемому облегчению, все, что она смогла увидеть, была огромная машина. Это не было что-то узнаваемое, наподобие печатного станка или гидравлического пресса; представьте, что самому лучшему художнику-постановщику поручили сконструировать машину для нового фильма ужасов — вот на что это было похоже. Заметьте, самому лучшему художнику-постановщику.
— Где я? — прошептала она.
— А знаешь, — отозвался Смотрисам откуда-то из-за машины, — просто удивительно, насколько многие люди спрашивают об этом. До того как я начал работать здесь, я думал, что это бывает только в книжках. Ты в Справедливости.
Глаза Джейн расширились, но потом ее память велела ей успокоиться.
— В Департаменте Справедливости? — спросила она.
— Прямо в точку. Это, как ты, возможно, уже догадалась, машинное отделение. А то, что находится сейчас у тебя перед глазами, — это и есть пресловутые Мельницы Господни.
— Которые мелют медленно, но тонко?
— Именно, — ответил Смотрисам. — Правда, сейчас они не мелют, — добавил он. — В последнее время они мелют крупно и с комками. Фактически девяносто девять процентов времени они не мелют вообще.
— Э-э, — проговорила Джейн. — А почему я здесь…
— Частично, — продолжал Смотрисам, — это из-за того, что на муфте вала, соединяющего маховое колесо с кулачками, сорвалась резьба, и представляешь, ее нельзя нарезать заново этого же размера, потому что теперь все метрическое. Частично из-за того, что даже если бы они были в нормальном рабочем состоянии, их нельзя было бы гонять больше чем по часу в день, потому что уголь слишком дорогой. Частично… и даже по большей части, это из-за того, что в наши дни на них нет особенного спроса.
— Хорошо, — сказала Джейн. — Но послушайте, почему я привязана к этому бревну и что я делаю…
— Теоретически, — продолжал Смотрисам, и Джейн начала сомневаться, что черви были наиболее невыносимой деталью его личности, — они больше не нужны благодаря мне. Это называется «деавтоматизация». Последний крик моды. «Кому нужны машины, если есть люди», — говорят они. Им наплевать на то, какие последствия это будет иметь для жизней сотен тысяч обыкновенных…
Джейн резко кашлянула.
— Простите, — сказала она. Звук ее голоса растворился в воздухе.