Солнце
Шрифт:
— Ничего, — сказал Балидор позади меня, и по голосу было понятно, что он хмурится. — Вся моя электроника и органика отрубилась. Я даже не могу вызвать ни единого заряда.
— У меня то же самое, — отозвалась Касс.
— И у меня, — сказала Иллег. — В моём пистолете органика тоже не работает.
Когда последствия слов Иллег отложились в сознании, молчание сделалось более мрачным.
Отпустив руку Ревика, я достала из кобуры свой пистолет и попыталась включить механизм прицела, которым я почти никогда не пользовалась, поскольку мой свет был более
Прицелившись в коридор, я заговорила громче:
— Я сделаю пробный выстрел из пистолета. Никому не двигаться.
Все замерли.
Им не стоило утруждаться.
Мой пистолет не выстрелил. Я нажала на курок, а он даже не щёлкнул.
— Бл*дь, — выругался Ревик.
Все остальные тоже проверили своё оружие и другую экипировку. Когда вся команда доложилась о безуспешности попыток, я снова начала тыкать в свой наладонник, пытаясь добиться ответа. Он оставался инертным и тёмным вместе с органическим светом в моём пистолете Пустынный Орел.
Моя гарнитура сделалась абсолютно мёртвой, не реагируя даже на устные команды.
Несколько секунд мы все просто стояли там и возились со своими различными девайсами.
— ЭМИ?1 — предположил Варлан. — Могло ли ОБЭ испустить какой-то импульс, вырубивший электронику? Нельзя сказать, что такого никогда не случалось прежде.
Я нахмурилась в темноте.
— У нас есть обычное оружие? — спросила я. — Не органика?
— Две единицы, — подтвердила Иллег. — Одна винтовка и один пистолет. Мы берём их на случай, если нашу органику взломают. СОП. Винтовка была со мной с тех пор, как мы покинули Стамбул.
Я кивнула. Я знала, что СОП означает «стандартная операционная процедура».
— Этого недостаточно, — пробормотал Холо в темноте.
Последовало молчание.
Как и все, я гадала, что нас разоружило и почему. Я также гадала, было ли это некой стандартной мерой безопасности, или они активировали это, потому что знали, что мы здесь.
— Это неважно, — сказал Ревик. — Вы все слышали Фиграна. Мы идем вперёд. Верно?
Подумав над его словами, я кивнула.
Он прав. Более того, нам надо было пошевеливаться. Мы и так слишком долго простояли на месте, учитывая то, что мы только что сделали с их ОБЭ. Фигран не говорил этого прямым текстом, но я чувствовала в его свете спешку, желание, чтобы мы все поторапливались.
Должно быть, Ревик тоже уловил это.
Не сказав больше ни слова, он потянулся к моей руке и сжал мои пальцы в темноте.
— Мы с Элли пойдем первыми, — сказал он. — Держитесь вместе. Опирайтесь на своё зрение видящих. Все следите за тем, что вы чувствуете, и докладывайте группе обо всём необычном. Мне плевать, что это будет: новая конструкция, чей-то незнакомый разум, электрические или органические поля, другие живые света… даже если вы подумаете, что это просто крыса. Поделитесь этим с группой. Пусть кто-то перепроверит найденные вами отпечатки или следы, какими бы безобидными они ни казались. Иллег… вы с
Пока он говорил, я осознала, что его свет ощущался более стабильным.
Все следы его клаустрофобии исчезли.
Я гадала, не потому ли это, что он больше не мог видеть туннели или низкие потолки… как тут до меня внезапно дошла правда.
Это Четвёрка.
Это из-за того, что мы четверо соединились. Что-то в этой матрице света стёрло те тёмные участки в его aleimi или как-то сделало их незначительными.
Глядя на его свет, я вновь сильнее почувствовала Фиграна и Касс, как будто мы четверо стояли вместе в ряд, а может, кругом и держались за руки.
Я видела всех нас в темноте, раздельных и разных, но в то же время образующих некое целое из замысловато переплетённого света. Я видела посреди этого света некую схему, красочную матрицу, подобную прекрасной картине. Идеальная симметрия заставляла моё сердце раскрываться просто от взгляда на неё.
Что-то в этой увиденной схеме, в этих геометрических и наполненных светом фигурах напомнило мне картины, которые я видела на одной из каменных стен Памира… или их копии в книгах Врега.
Сложно было не реагировать на ощущение в этих переплетённых крест-накрест нитях.
Часть меня хотела провалиться глубже в тот свет, всматриваться в узоры, выстраиваемые и перестраиваемые в нём на моих глазах. Часть меня была убеждена, что там жил более глубокий след, нечто столь прекрасное, что это изменило бы всё, если бы я это увидела.
Сложно было не делать это личным.
Я чувствовала Касс, силившуюся не реагировать на те же ощущения. Я чувствовала, как она старается не реагировать на то же ощущение родства, принадлежности.
Мой разум тоже противился этому.
Насколько я могла сказать, Ревик и Фигран вообще не боролись с этим чувством.
Они плавали в нём и сквозь него, вплетаясь в этот прекрасный узор света и далёкий звук… и основным ощущением, которое я от них улавливала, было облегчение. Как будто какая-то их часть наконец-то смогла выдохнуть — та часть, которая боролась и царапалась, силилась и искала столько, сколько они себя помнили.
Те взаимосоединяющиеся кусочки пазла встали на место, и они смогли наконец-то расслабиться.
Они расслабились в этом чувстве, в этом ощущении поддержки, словно это самое всецелое удовлетворение, что они когда-либо испытывали.
Ощутив ту капитуляцию в Ревике, я испытала вспышку страха, сомнения в себе.
Мне пришло в голову, что всё это может быть уловкой. Они оба могли до сих пор работать на Менлима, на Дренгов… вся эта штука с Четвёркой могла быть ещё одной дерьмовой игрой, которую они вели перед тем, как снова попытаться убить нас с Ревиком.
Ревик обдал мой свет жаром и заверением.
«Нет, — послал он, и его свет был безумно мягким. — Нет. Я так не думаю, жена».