Солнце
Шрифт:
Он чувствовал, что теряет свою жену.
Он потерял меня, как и говорил мне ранее. Он едва не убил Рэйвен, мать Мэйгара, когда она донимала его насчет меня и Джема. Он сорвался во второй раз за то утро, думая, что теряет всё, что ему дорого.
Он был в отчаянии.
Это Чарли дала ему выход. Это Чарли дала ему последний элемент, в котором он нуждался, рассказала про бункер под Запретным Городом. Чарли спасла его. Она в некотором смысле спасла всех нас, дав нам с Ревиком то единственное, в чем мы нуждались, чтобы обрушить сеть Дренгов. Она дала ему повод нарушить
Она дала ему настоящий повод, в который Менлим реально мог поверить.
Она умерла за это. Она пожертвовала своим ребёнком ради этого.
Ревик в панике не подумал, что случится с ней, и как легко Менлим отследит это до Чарли. Он не подумал, что Менлим сделает с ней, чтобы добраться до него. А может, Ревик слишком паниковал, чтобы осмыслить этот факт.
Какова бы ни была правда, из-за него убили Чарли.
Из-за него убили маленькую дочку Чарли.
Косвенно я тоже была виновата в их гибели.
Я убила их, будучи причиной, по которой Ревик мыслил недостаточно ясно, чтобы замести следы, выждать несколько ночей и дистанцироваться от наложницы Лао Ху. Конечно, зная Менлима и то, под каким наблюдением он тогда держал Ревика, Дренги наверняка всё равно отследили бы это до Чарли, но он мог бы попытаться.
Я убила их и в другом отношении; Чарли помогла Ревику, поскольку в её глазах это был единственный способ помочь мне.
Она помогла Ревику, потому что никогда не помогала мне — с Дитрини, с Вой Пай.
Крик, который издала Чарли, когда люди Менлима всадили пулю в голову той малышки, эхом отдавался в моём разуме и свете, убивая какую-то часть меня. Я чувствовала, что это убило что-то и в Ревике — и когда он смотрел на это в реальном времени, и когда он смотрел на это сейчас, со мной. Его крик был беззвучным, но он не прекращался с той ночи, как он стал свидетелем их убийства, стоя коленями на траве.
Он не говорил мне.
Он не говорил мне, потому что знал, что я буду себя винить.
Вся эта ситуация была одним сплошным невероятным мозговыносом.
Лёжа на импровизированной постели на полу пещеры, я силилась дышать, и слёзы молча катились по моему лицу. Я чувствовала, что мой разум и сердце разрываются на куски, пока я смотрела, как он играет роль дегенерата с полным отсутствием самоконтроля. Я видела его с наложницами, видела, как он проводил операции, создавал конструкции, смотрела, как другие видящие Дренгов высмеивают его, соблазняют, изводят, плюют на него, как он напивается каждый вечер почти до коматозного состояния, даже будучи в одиночестве.
Я смотрела, как он бежал через тот подземный бункер под Запретным Городом.
В этот раз всё было настолько сильнее.
Воспоминания были намного яснее, намного живее, намного острее. Мне не казалось, будто я вижу воспоминания через него. Мне даже не казалось, что я переживаю эти воспоминания с ним.
Мне казалось, что я была им — не сейчас, а тогда, когда это случилось.
Я не могла достаточно разделить нас, чтобы осмыслить
Я гадала, не было ли это отчасти связано с энергией здесь, у Шипрока.
Пока мы ехали сюда на лошадях, один из старейшин клана сказал, что в этом месте есть «глубинная магия». Он сказал, что она существует там тысячи лет, с тех пор, как их предки произнесли первые заклинания над этими красными скалами. Имя, которое они дали здешнему бункеру, построенному теми же предками, буквально переводилось как «Пещера Снов».
Мы с Ревиком находились внутри Пещеры Снов.
Закрыв глаза, я поднесла руку ко лбу и отдёрнула её, когда ощутила влагу.
Я вся вспотела, хоть и сбросила с себя шкуры и одеяла.
Этого я тоже не осознавала.
Я чувствовала, что Ревик растянулся рядом и наблюдает за мной. Я чувствовала его настороженность, пока он изучал моё лицо, его нерешительность относительно того, хочу я, чтобы он утешал меня, или нет. Я чувствовала, как он изучает мой свет и лицо, не зная, как я среагирую на него, учитывая то, что он только что показал мне.
Большую часть этого я осознала в ретроспективе.
В то время я потерялась в сбивающем с ног потоке света, от которого всё перед глазами размывалось, и это заставляло меня задаваться вопросом, где я нахожусь. Я едва чувствовала постель подо мной. Вопреки тому, каким острым и ярким было всё в его воспоминаниях, здесь я чувствовала себя наполовину вне своего тела.
Я абсолютно тонула в свете.
Я чувствовала в этом так много Ревика, что у меня перехватило дыхание.
На сей раз перемена в моём свете не казалась постепенной. Она не была такой, как с другими воспоминаниями, которые мы просматривали — там я не замечала отличия сразу же. В большинстве случаев мне требовались часы, дни… иногда даже больше, чтобы осознать перемену.
На сей раз перемена была мгновенной.
Я чувствовала его сердце, бившееся возле моего. Я чувствовала, как его более размеренное дыхание стабилизирует меня, как его свет словно окружает меня, постепенно успокаивает по мере того, как я позволяла себе провалиться в него. Я чувствовала его боль, которая теперь была такой сильной, что я чувствовала, будто нахожусь под его кожей, чувствую, как жалуются нервные окончания, как его сердце начинает стучать сильнее при взгляде на меня, обнажённую и покрытую потом.
Я чувствовала его угрызения совести из-за своих реакций на меня — какую-то инстинктивную вину более молодого Ревика, будто с ним что-то не так, раз он не может вести себя как взрослый в отношении секса, особенно когда дело касалось меня.
Я чувствовала его ужас перед тем, что последует дальше.
Вспомнив, как он чувствовал себя в то время, вспоминая и чувствуя, как я открываю свет Джему, даже немножко, лёгкий проблеск… этого оказалось достаточно, чтобы напомнить ему, как сильно он не хотел всё это видеть.